Диспут о том, стоило ли российскому президенту ехать в Нормандию, беспредметен
Главная держава-победительница во Второй мировой войне не может оставить без своего участия семидесятилетнюю годовщину открытия второго фронта. Хотя бы для того, чтобы напомнить, кто и где перемолол к тому времени три четверти немецкой армии, покуда союзники вели бомбардировки жилых кварталов Германии.
Ведь что, собственно, отмечается в Нормандии?
6 июня 1944 года англо-американские войска общей численностью в 1,4 миллиона бойцов пересекли Ла-Манш. Против них оборонялось около 380 тысяч немцев, численность группировки которых после переброски подкреплений, возросла до 490 тысяч человек.
Через полтора месяца, 25 июля войска коалиции прорвали линию германского фронта, а 25 августа вошли в Париж. Таким образом, за 80 дней они продвинулись на 300 км в глубину.
Примерно в эти же сроки — с 23 июня по 29 августа советские войска на Восточном фронте вели своё наступление, где за 67 дней отбросили немцев на 600 км на фронте шириной более 1000 км, дойдя от Орши до Варшавы. При этом соотношение сил было для советской стороны гораздо менее благоприятным — 1,2 млн солдат против примерно 900 тысяч человек германской группы армий «Центр».
Открытию второго фронта предшествовала осенняя встреча лидеров СССР, США и Великобритании в Тегеране, во время которой этот вопрос был главным. Под вторым фронтом подразумевалось наступление на Германию с запада достаточно значительным контингентом, способным оттянуть с восточного фронта не одну-две немецкие дивизии, а куда более существенные силы.
Тянуть далее с открытием такого рода наступления западным странам было нельзя. Новый отказ означал бы просто развал коалиции. Тем более что Запад подвергал её испытаниям на разрыв с большой регулярностью — то молчаливым саботажем, в том числе и военных поставок по договору ленд-лиза, то прямым отказом от удара по Германии, то действиями в поддержку враждебных СССР эмигрантских правительств оккупированных Гитлером стран.
И дело именно в этом: попытайся США с Англией в очередной раз, глядя в глаза Сталину, отказать в открытии второго фронта, можно считать гарантированным выход СССР из союзнической коалиции. Со вполне предсказуемыми последствиями: Гитлер безусловно продолжал бы вялотекущие военные действия против союзников, морскую и воздушную войну, — и тем самым продолжал бы связывать их силы. Но при этом Советский Союз, уже похоронивший на своих просторах лучшие силы вермахта, оказывался бы от своих обязательств по отношению к союзникам вполне свободным. Что означало в перспективе…
Ну, во-первых, развязанные русским руки в Польше, Финляндии, Норвегии, вообще в Восточной Европе.
Это равнялось бы краху всех планов Англии на послевоенное переустройство континента. Оно, конечно, и так получилось, что Восточная Европа оказалась в зоне контроля Советского Союза, и границы Польши легли там, где их прочертил Сталин, а не Черчилль, — тогда последний об этом еще не знал, но опасаться такого развития событий все основания имел.
Во-вторых, это означало отказ от согласования военных акций между союзниками.
То есть в случае высадки союзников в той же Нормандии Гитлер мог бы сосредоточить здесь не 380 тысяч своих солдат, как в реальности, и, в общем, оставить во Франции не миллион в оккупационных войсках, а — ну, несколько больше. Притом, что союзники и эту-то оборону в реальности прогрызали почти два месяца, имея пятикратное превосходство в живой силе и безраздельное господство в воздухе. В случае же банальной оперативной паузы на русском фронте немцы имели вполне реальные перспективы сбросить англо-американцев в Ла-Манш.
А то, что немцы на это были способны, показывает хотя бы пример Арденнской операции, когда уже истощённый, почти обескровленный вермахт прорвал англо-американский фронт и чуть было не вышел на оперативный простор. Точнее, потому и не вышел, что был вынужден реагировать на угрозу советского наступления в Польше. Которое, кстати, и произошло в ответ на отчаянные мольбы союзников. А если бы Сталин был свободен от обязательств?
Ну, а поскольку в способности СССР разгромить Германию сомнений ни у кого из разумных людей не было, — зона советского контроля явно не ограничилась бы Восточной Европой…
В-третьих, фактор Японии.
Опять же к осени 1943 года уже все знали, что одно только выдвижение советских войск против Квантунской армии выведет её из войны. Как оно и случилось впоследствии. В тех условиях президент США Рузвельт никак не мог отказаться от подобной перспективы. А значит, обязан был надавить на Черчилля, чтобы тот согласился на Нормандию. И надавил. А тот согласился. Хотя очень хотел ударом через Балканы отрезать Восточную Европу от всяческих послевоенных интересов Советского Союза.
И надо признать, с его стороны это было бы разумной политической стратегией.
И вот здесь мы уже видим ответ на вопросы современности.
Во время Второй мировой Москве было отчего обижаться на союзников. И если до Сталинграда это было несколько неосмотрительно — всё же поставки по ленд-лизу были хорошим подспорьем, пока не развернулось собственное военное производство за Уралом, — то уж после Курской битвы военное поражение Германии стало лишь вопросом времени. И вряд ли Сталин не понимал, что к ноябрю 1943 года любая его обида на союзников вела бы примерно к тем результатам, о которых написано выше.
И СССР не обижался, а продолжал работать с союзниками. И в итоге добился от них наибольших из возможных в той ситуации результатов.
Ныне явно и с очевидной геополитической целью от России отрывают Украину. Отрывает всё тот же Запад. Наносит всё тот же удар в мягкое подбрюшье. И оторвать, собственно, может. Для этого достаточно, чтобы Россия реально вступила в украинскую гражданскую войну. Причём не на одной чьей-то стороне. Не надо иллюзий: на востоке Украины нет пока даже не единой, а хотя бы общей силы, противостоящей Киеву. Там воюют городские, а то и деревенские ополчения, слабо координированные друг с другом. Или почти никак. Значит, Россия обречена, если вступит в войну, воевать на своей стороне. И вряд ли это лучший выход.
Значит, остаётся всё то же: несмотря на мелкие и крупные подлости и измены Запада, как обычно говорить и договариваться с ним. Чтобы в итоге привести его к тому формату, какой в наибольшей из возможных степеней соответствует интересам России.
Ну, примерно, как СССР привёл союзников в Нормандию.
Что, конечно же, не отменяет необходимости наращивать собственные силы и средства для достижения победы над противником.