Если для любого, кто намерен думать о политике, в которой она является в некотором роде крайним фокусом или точкой исчезновения, анархия никогда не переставала быть актуальной, то сегодня она актуальна и из-за свирепого и несправедливого преследования, которому подвергаются анархисты в итальянских тюрьмах
Однако при разговоре об анархии, как это приходится делать в контексте права, неизбежно подразумевается парадокс, потому что в требовании, чтобы государство признавало право отрицать государство, по меньшей мере есть противоречие. Точно так же, как если бы кто-то намеревался довести право на сопротивление до его предела, то нельзя обоснованно требовать защиты права на гражданскую войну.
Поэтому, чтобы думать об анархии сегодня, лучше будет поместить себя в совершенно иную перспективу и поставить вопрос о том, как понимал ее Энгельс, когда упрекал анархистов в желании заменить государство администрацией. На самом деле за этим обвинением скрывается важнейшая политическая проблема, которую ни марксисты, ни, может быть, сами анархисты не поставили правильно. Проблема тем более актуальна, что мы наблюдаем сегодня пародийную попытку добиться того, что было для Энгельса провозглашенной целью анархии, т.е. не столько непосредственно замены государства администрацией, сколько отождествление государства и администрирования в некоей фигуре Левиафана, которой надевает добродушную маску администратора. Именно об этом пишут Санстейн и Вермюле в книге «Закон и Левиафан. Искупление административного государства», когда правительство, отправление власти, превышает и смешивает традиционные полномочия (законодательные, исполнительные, судебные), осуществляя от имени администрации и по своему усмотрению функции и полномочия, которые принадлежали им.
Что такое администрация? Министр, от которого происходит этот термин, — это слуга или помощник, в отличие от магистра, хозяина, держателя власти. Это слово происходит от корня *men, что означает уменьшение и малость. Министр относится к магистру, как минус к магису, меньшее к большему, малое к большому, убывающее к возрастающему. Идея анархии состояла бы, по крайней мере, по Энгельсу, в попытке мыслить министра без магистра, слугу без господина. Безусловно, интересная попытка, так как может быть тактически выгодно играть слугу против хозяина, меньшего против большего, и думать об обществе, в котором каждый является министром, но никто не является магистром или начальником. В известном смысле именно это и сделал Гегель, показав в своей пресловутой диалектике, что слуга в конечном счете господствует над хозяином. Тем не менее, нельзя отрицать, что две ключевые фигуры западной политики остаются неразрывно связанными друг с другом, и в отношениях между которыми невозможно раз и навсегда поставить точку.
Таким образом, радикальная идея анархии может только освободиться от непрекращающейся диалектики господина и раба, министра и магистра, чтобы решительным образом занять место в разделяющей их пропасти. Появляющееся в этом промежутке третье уже не будет ни администрацией, ни государством, ни минусом, ни магисом: оно будет скорее между ними как остаток, выражающий невозможность их совмещения. Анархия – это, прежде всего, радикальное отрицание не только государства, и не столько администрирования, но, скорее, притязаний власти на совмещение государства и администрирования при управлении людьми. Именно против этого притязания борется анархист, и, в конечном счете, во имя неуправляемого, которое является точкой исчезновения какой угодно общности между людьми.
Quodlibet, 26 февраля 2023 г.