Двадцать лет назад взрыв в редакции «Московского комсомольца» унёс жизнь репортёра Дмитрия Холодова. Этот день стал поворотным в истории отечественной журналистики
Двадцать лет назад взрыв в редакции «Московского комсомольца» унёс жизнь репортёра Дмитрия Холодова. Этот день стал поворотным в истории отечественной журналистики.
Очевидцы этого печального события вспоминают, что первым ощущением после взрыва были не страх и не паника, а недоумение. Как это убили? В редакции? Журналиста?!
В то время уже случились Вильнюс, Тбилиси, Фергана и Нагорный Карабах. Загоралась Чечня, да и Москва стала местом небезопасным: вовсю разворачивался криминальный передел с перестрелками и взрывами. Но журналистика хранила эдакий флёр защищённости, особого к ней отношения. По редакциям ходили байки про репортёров, попавших в передрягу и чудесным образом из неё выбравшихся благодаря тому, что негодяи узнавали, с кем имеют дело, и проявляли должные пиетет и уважение. И не скажу, что эти байки были совсем высосаны из пальца.
Помимо уважения, которым пользовалась журналистика ещё с советских времён и, особенно, со времён перестроечных, был и ещё один аспект.
Какие-нибудь чикагские гангстеры были людьми по нынешней терминологии отмороженными, позволяя себе убивать и грабить открыто и средь бела дня. Но жестоким для них проколом являлось посягательство на жизнь полицейского. Потому что вся охранительная корпорация, часто трусливая и продажная, тут объединялась, вспоминала о принципах, что несло угрозу всему криминальному бизнесу. И ничем хорошим для отморозков это не заканчивалось.
Да, сравнение хромает, но известная журналистская солидарность заставляла трепетать и власть предержащих, и непрозрачный по определению российский бизнес. Язвили, мол, воевать с журналистом — что стричь свинью: шерсти ноль, а визгу — до небес.
И когда убили Холодова, всё это было: и уважение, и боязнь. И всем определённо казалось, что вот сейчас вся правоохранительная махина рванёт вычислять убийц, и демократический президент возьмёт дело под личный контроль, и преступление будет немедля раскрыто, и все причастные получат по заслугам образцово и показательно. Потому что свободная пресса есть основа развития демократического общества, расчищающая путь, по которому движется обновлённая Россия. Разве непонятно?
Увы, все надежды закончились крахом. Никакой образцовости, никакой показательности, обычная следственная рутина в обстановке противостояния неким могущественным силам, заинтересованным в том, чтобы никто никогда ничего не узнал. Знай, сверчок, свой шесток. А то четвёртая власть, панимашь.
И — пошло-поехало. Ощущение защищённости оказалось эфемерным.
Былое уважение растворилось после того, как российские СМИ пошли по рукам олигархов, для которых не существовало ни миссии, ни традиций, ни выработанных десятилетиями профессиональных принципов, а только утилитарные цели, и для их достижения набирались иногда и талантливые, но исполнители, коих язык не повернётся назвать журналистами. И государством востребованными оказались исключительно пропагандисты, ежечасно подрывающие доверие к слову и факту.
Да и корпоративная солидарность в значительной степени осталась в воспоминаниях, даже общие угрозы не могут сплотить расколотое сообщество. А к смертям уже как-то и привыкли.
В коридоре Союза журналистов России есть стена, где висят фотографии погибших наших коллег. И горестный этот мартиролог свидетельствует, что работа в горячих точках — не самое опасное, что есть в профессии. Сама принадлежность к профессии уже опасна. А расследование даже по самым громким случаям вершится неторопливо и с намного меньшим эффектом, нежели в обычной уголовке.
Каждый год в начале сентября Большой зал Московской консерватории принимает благотворительный концерт памяти погибших журналистов. С недавних пор там вручается и премия Анны Политковской за смелость и верность долгу. Зал обычно полон, но в этой полноте редко встретишь лица, кочующие по телеэкранам. Чиновников, тем более высшей касты, там нет вообще.
Власти это не интересно.
На днях в Санкт-Петербурге тамошние депутаты выступили с занимательной инициативой: выдавать каждому журналисту удостоверение государственного образца. Ну, и жилетки, шлемы и прочую атрибутику, что, впрочем, уже делали. Как невесело пошутил один коллега: чтоб не перепутать, по кому первому бить.
Мы уже знаем, как в своё время в Чечне, а ныне на Ближнем Востоке в заложники с особым рвением брали именно журналистов. Как на Украине целенаправленно за ними охотились. Как полицейские на митингах лупили, пока никто не видит, прямо по надписи «пресса» на спине.
Так что шутка эта — она не совсем и шутка.