Интервью Вячеслава Данилова студенческой газете СПБГУ "Первая линия" об эпидемии Ковид-19 и ее последствиях
- В прошедшем году многие профессии перешли на полный онлайн режим, активно развилась сфера всевозможных доставок, чтобы купить бутылку воды или робот пылесос, достаточно просто сделать заказ в приложении на смартфоне. Не кажется ли Вам, что в таких условиях человек потерял умение приспосабливаться к сложным ситуациям?
- Ну, почему же? Как раз в смысле человечества это и есть факт, который доказывает социальную пластичность человека. Возникла проблема – но тут же явилось и решение. А особенно это касается пожилых людей, у кого, например, не так серьезно развиты навыки пользования приложениями. Ничего, все эти мифы о том, что с компьютерами на "ты" только миллениалы и зуммеры вполне оказались мифами. 70-80 летние граждане спокойно освоили систему дистанционной доставки. То есть и на макроуровне человечество оперативно приспособилось к ситуации самоизоляции и карантина (массовая самоизоляция – тоже качество приспособления) за счет систем удаленного шоппинга, и на персональном уровне выяснилось, что к "сложным" (а они реально сложные, если их осваивать с нуля, а не как мы, у кого внедрение дигитальных инструментов в быт производилось по мере развития технологий) механизмам люди достаточно быстро и успешно приспосабливаются.
Но мне на самом деле очень не нравится вопрос. Чем? Скрытым социальным лицемерием. Но это не ваша ошибка, это общественная вина. В вопросе людьми называются те, кто по эту строну экрана смартфона, тогда как те, кто по ту стону, доставка, сведены до уровня функции, они даже не названы, как будто это роботы или животные, на которых либо вирус не действует, либо их не жалко. В этом-то и было и остается ключевое противоречие пандемии – она выявила целый класс человекоподобных, которыми общество "людей" готово пожертвовать ради своего выживания. Все эти гастарбайтеры, малообеспеченные, сотрудники сервисных служб на низших должностях – они, как выразился Дэвид Харви, - представляют собой новый образ пролетария. Они буквально невидимы как морлоки из антиутопии Уэллса.
- Но, если подумать, благодаря такому развитию сферы услуг, у человека освобождается время. Это время он может потратить на работу и преумножить свою эффективность. Может не стоит так сетовать на людей, работающих из дома?
- А кто-то сетует? Мне кажется, все в восторге. Кроме меня. Кажется я единственный, кто в бешенстве из-за удаленки. Каждое утро я просыпаюсь от хора дрели, молотка и перфоратора. Ковид, он же бумер ремувер, очистил сразу пять квартир в моем подъезде (на самом деле никто из них не погиб от ковида, как это ни парадоксально). Ремонт идет уже полгода и как положено настоящем ремонту он заканчиваться не собирается. Один мужчина как-то очень давно написал популярную до сих пор книжку "Утешение философией". Мне вот что интересно, смогу ли я в такой атмосфере получить утешение изучением sound studies?
А насчет эффективности – тоже неолиберального жупела – то как шутил покойный муж британской королевы, имея в виду рабочих во время тэтчеристских реформ, сначала они жаловались на то, что у них мало свободного времени, а теперь они жалуются, что у них нет работы. Я знаю массу личных историй, когда у человека в результате карантинных мероприятий "освободилось время" настолько, что пришлось идти на биржу труда.
- И всё-таки не каждый человек достаточно ответственен, чтобы вкладывать все свое освободившееся время в работу. Что тогда делать с теми, кто не сможет прийти в себя после отмены всех ограничений? Большинство так и останется взаперти деградировать?
- Я думаю, что этот вопрос лучше задать Грегору Замзе.
- Также многие посвятили себя самоанализу. Это привело к росту выявлений всякого рода психологических отклонений. В начале самоизоляции специалисты отмечали повышенный уровень тревожности и апатии у людей. Оказавшись в нестандартной ситуации люди головой окунулись в себя и свои проблемы, столкнулись лицом к лицу с родными и застряли в одной квартире со своими детьми/родителями. Откровенно, люди стали больше жалеть себя. Как это может отразиться на обществе в целом, с точки зрения социальной философии?
- Это правда, как и правда в том, что сеть была завалена философскими и литературными дневниками самоизоляции. Жижек, Малабу, Агамбен, Бифо Берарди, Маккензи Уорк, Саймон Кричли, Поль Пресьядо, Нина Пауэр, Мэри Бирд, Майкл Мардер, Войцех Чумнович, Юджин Такер, Брайан Массуми, в общем, кто только не. Не говоря уже о самых разнообразных "уханьских дневниках". Сначала эти тексты казались родом литературной автотерапии, по мере же того, как карантин все не кончался, и люди как-то учились жить with the trouble, началась самореклама. В последних колонках Агамбен уже занялся кратким и популярным введением в свою "социальную философию".
И тем лучше. На год с небольшим философия стала людям ближе.
Ты двигаешься и мир вокруг тебя делает то же самое. Мобилис ин мобиле. И тут мир остановился, а тебе не дали с него сойти. Как будто кто-то (рептилоиды?) взял и снял срез для опытов. Мы остались там, где мы были, как будто пришел апокалипсис, а ты оказался не готов. Не помолился и не покаялся, не соборовался и не причастился.
Раньше себе такое и представить было невозможно. Интересно, что локдаун не совпал ни с одной из многочисленных антиутопий – даже самые близкие сюжетно, как фильм "Заражение", оказались пародией на то, что мы пережили или могли пережить, если бы не социальная инерция и повальное неверие в вирус.
Самым близким литературно-художественным опытом, на мой взгляд, был фильм Абдрашитова "Парад планет" (1986). Совсем локальная микроантиутопия. В фильме группа мужчин среднего возраста призывается на сборы. Во время учений эта группа "уничтожается" условным противником и люди оказываются свободны, хотя формально сборы еще продолжаются. И люди могут вернуться домой, но они предпочитают пожить оставшуюся неделю сборов (они де-юре в отпусках) не возвращаясь к повседневным делам. Они ведь мертвы посреди жизни на неделю. И они попадают в мифологическое пространство из реального. В общем, мы тоже оказались посреди мифа. Разумеется, для части людей разрыв экзистенциальной плоти повседневного быта оказался весьма травматичным. Мой сосед, например, умер, крайне оперативно впившись. Теперь за стенкой идет ремонт.
Я более чем уверен, что жертв остановки мира было больше, чем жертв вируса. Инерция мира слишком велика, и кого-то просто выкинуло из жизни, кто не смог "затормозиться".
- Что насчет реакции российского общества на вирус в начале пандемии? Не кажется ли Вам, что это было на грани истерии?
- Как раз российское общество достаточно спокойно по сравнению с американским обществом или европейцами пережило первые месяцы эпидемии и локдауна. У нас не было антиковидных погромов как в ФРГ, не было истерик населения под вой сирен скорых, как в Нью-Йорке. Не было охоты на туристов как на Бали. В принципе, если бы не информационная накачка страхов через медиа, в т.ч. новые, если бы не карантин, то население бы вообще не заметило никакой пандемии.
Надо отдать должное и начальству. В начале оно перегнуло палку – с этими идиотскими ахтунг-машинами и закрытием парков, но в итоге уже с мая все свелось к кретиническим, но необременительным по сравнению с Европой ритуалам надевать маску при входе в общественный транспорт.
Истерика, впрочем, была, особенно у параноидальных субъектов. Известный русский националист, публицист Константин Крылов скончался не от Ковида, а с перепугу перед ним.
- Современные наука и медицина позволяют быть уверенным в том, что любой возникший вирус можно изучить и изобрести против него вакцину. Во времена «испанки» население земли составляло 1,6 млрд. человек, заболеваемость до 30% (500 млн.) а смертность, по разным источникам, до 100 млн. За весь период эпидемии. Люди и не знали о дистанции, медицинских масках и не надеялись на быстрое создание вакцины. И что мы видим сейчас? Множество запретов и ограничений с целью нераспространения ковида, казалось бы: соблюдай все предписания и жди вакцину. Но вспомните начало пандемии. Люди обходили стороной, за метров десять, пограничных служащих (до закрытия границ). Скупили антисептики и заперлись по домам. На минутку, сейчас население Земли близится к 8 млрд. Летальных исходов чуть меньше трёх миллионов человек. В большинстве своём это пожилые или с сопутствующими заболеваниями люди. В остальных случаях заболевание переносится в лёгкой форме, со своими особенностями. Так почему же люди запаниковали?
- А люди не запаниковали. С чего бы людям паниковать из-за какой-то очередной ерунды в Китае? Уже напаниковались перед этим из-за эболы, птичьего гриппа и прочих пугалок, которые оказались медиавирусами в большей степени, чем вирусами.
Запаниковало начальство. Люди не паниковали.
Я напомню старт эпидемии. Вернее, как ее называет Ален Бадью, старт Глобальной стадии эпидемии. С чего она началась? С того, что в конце февраля-начале марта массово заболели арабские шейхи. Они схватили вирус через свои бизнес-контакты, через ланжи аэропортов, через кальянные, где они общаются. С учетом того, что шейхи вообще склоны к панике, с учетом того, что у шейхов на Аравийском полуострове есть свой локальный вирус с говорящей аббревиатурой MERS и половиной летальных случаев от зараженных, и до сих пор без вакцины и нормального протокола лечения, с учетом того, что шейхи еще и медиамагнаты, то нетрудно догадаться, как и откуда понеслась паника.
Это первый в истории человечества вирус, распространявшийся не снизу-вверх, от низших "грязных" слоев к верхним, "чистым", а наоборот. Вирус вырвался из Ухани бизнес-классом и приземлился в Европе и далее везде. Пациент номер 0 в моем родном городе был топ-менеджер градообразующего предприятия. Через день после появления симптомов болезни, которую схватил от бизнесмена из Австрии, он встречался с городским и региональным руководством. Через неделю, поняв, что творится с парнем что-то явно не то и никакая не ангина, в городе был введен жесточайший карантин. Пациент номер 0 на Сардинии (я за ней следил, так как планировал летний отпуск провести там) был местный ресторатор, вернувшийся с переговоров с севера Италии. И он же был первой жертвой Ковида на острове.
Если бы я был Жижеком здорового человека, а не реальным перепугавшимся Жижеком, я бы сказал, что проблему SARS-Covid-19 решит скорейшая социальная революция. С изоляцией всего "начальства" от бизнес- до политических и культурных элит. Именно они спровоцировали и организовали беспрецедентную панику, именно элиты ответственны за беспрецедентный и рационально ничем не обоснованный карантин. И именно они ответственны за то, что всеми силами теперь затягивают любые шаги к нормализации. Одновременно пропагандируя фальшивую "новую нормальность" и распространяя ложь о том, что якобы перед вирусом все равны. Они делают все, чтобы избежать ответственности за то, что сами стали источником заразы, как и за те безумные меры ограничения, которые ввели и отменять не собираются.
- А если посмотреть на это с точки зрения религии? Может сейчас люди напуганы смертью сильнее, чем раньше, из-за отсутствия в них веры в Бога? Часто слышали выражение «Бог дал, Бог взял», и люди знали, что ждёт их после смерти и не боялись посмотреть ей в лицо. Возможно, сейчас люди относятся к Богу, как к Деду Морозу, который дарит подарки, но забывают, что он и забирать умеет?
- Это точное рассуждение. Христианин мыслит жизнь как жертву, то, что нельзя растратить напрасно. И одновременно то, что несводимо к чистому выживанию. Жизнь, которую живут только ради того, чтобы выжить, не стоит быть прожитой. Католики, если судить по риторике нового Папы, кажется забыли об этом. Поддержав биополитический диспозитив европейских властей. У нас тут чуть сложнее, и Патриархия предложила выбор – или служить господу с риском умереть от заразы, или прятаться. Мои друзья-христиане все сделали выбор в пользу службы. Многие переболели. И были те, кто скончался, но в основном это "группы риска", то есть возрастные священники. Они – подлинные герои, святые.
Вообще, есть христианский стандарт отношения к ближнему во время эпидемии. (Христиансвто вообще – об отношении к ближнему, а не об отношении к вещам или событиям, которые как известно лгут).
Я напомню.
Евсевий Кесарийский, описывая эпидемию чумы в VII книге "Церковной истории", которая двадцать лет в середине III века свирепствовала в Римской империи в правление императоров Валериана и Галлена, приводит слова епископа Дионисия Александрийского о поведении вверенной ему паствы после того, как пагубная зараза поразила его любимый город прямо накануне Пасхи – замечу, как и у нас в прошлом году. Итак: «Весьма многие из наших братьев по преизбытку милосердия и по братолюбию, не жалея себя, поддерживали друг друга, безбоязненно навещали больных, безотказно служили им, ухаживая за ними ради Христа, радостно умирали вместе; исполняясь чужого страдания, заражались от ближних, и охотно брали на себя их страдания. Многие, ухаживая за больными и укрепляя других, скончались сами, приняв смерть вместо них. Народная поговорка, бывшая, казалось, только выражением благожелательности, осуществлена ими на деле: они были действительно людьми, уходившими из жизни, будто они сор перед другими. Язычники же вели себя совсем по-другому: заболевавших выгоняли из дома, бросали самых близких, выкидывали на улицу полумертвых, оставляли трупы без погребения, так как боялись смерти, отклонить которую при всех ухищрениях было нелегко». Сегодня мы – эти язычники.
- Раньше Бога люди боялись природу. И не зря, за последние 20 лет (данные на 2018 год) стихийные бедствия забрали жизни 1,3 млн людей цифра немаленькая. Так природа борется с переселением. Это популярное мнение среди неоязычников. Может это действительно так и природа пытается бороться с нами?
- Сейчас все – неоязычники, анимисты. Природа вдруг оказалась наделена интенциональностью, сознанием: она чует, она хочет, она знает, она убивает. Но призвать ее к ответу за это нельзя. Но не потому, что она безответная, а потому, что она объявлена жертвой. Природа неподсудна.
При этом у человека сознание окончательно отняли – мы теперь киборги в смысле, который не снился даже Харауэй.
Экология – это неоязычество. За перефраз Маркса "Экология – это опиум XXI века" Жижек устал извиняться. Ситуация перевернулась: Шнур скоро будет с разочарованием вспоминать, когда наркотики было нельзя, а водку – можно. Водку запретят за неэкологичность, нетолерантность и за то, что ее пьют русские. И разрешат героин и синтетики.
В этом есть несомненная доля фетишизма. Публика молится на вещь, изобретенную романтиками в начале XIX века. Природа в той форме, в которой ей служит безумная Грета (см. соответствующую картину Брейгеля-ст.), никогда не существовала, кроме как в литературном воображении.
Сегодня храмом этой религии стал обычный супермаркет, который продает биоразлагаемые пакеты, на производство которых уходит вдвое больше энергии и ресурсов, чем на старый, который отменили. Месть природы – это когда тебе втридорога продают гнилую картошку. Месть природы – это такой же рыночный товар, как углеродный след, хлеб без глютена и Парижское соглашение. Нам продают под брендом экологии уничтожение природы.
Нет такой вещи, как природа.
- Да, вместе с человеком развиваются и естественные причины его смерти. Те же вирусы: они адаптируются к вакцинам, и становятся всё сильнее. Есть ли вообще смысл в этой гонке с природой? В конце концов, с большой долей вероятности искусственный интеллект и развитые технологии вытеснят человека с Земли. Я не о «восстании машин», а о нехватке рабочих мест и полной автоматизации. Во время самоизоляции руководители корпораций поняли, что работа может выполняться сотрудниками из дома. Будет меньше бизнес-центров, вокруг и на которых зачастую держатся местные кафе, магазины и прочее. Что будет дальше с человечеством, если уже сейчас большинство профессий можно заменить роботами или проводить конференции через Zoom?
- Родившись мы уже мертвы, смерть родилась раньше нас, она предположена жизни. Так что в этой смерти, проживающей человеческую жизнь, все по-прежнему. Ничего не изменилось, как бы мы ни пытались изменить жизнь. И для этого совершено не важно наше отношение к роботам, стали ли мы киборгами или нет. А также то, найдем ли мы завтра хорошую работу, или будем работать за еду, или вообще голодать.
Кстати о роботах, автоматизации и прочем. Ситуация немного перевернулась со времен промышленной революции, когда луддиты ломали машины, лишавшие их труда. Технооптимисты нам постоянно твердят о том, что "вкалывают роботы, а не человек", что робот заменит самую тяжелую работу, освободив от нее человека… На деле же ситуация выглядит обратной. Автоматизация и цифровизация сокращает менеджериальный слой, места "синих воротничков", тогда как практически никак не касается низовой работы на сборочном конвейере или на раздаче в Макдональдсе. Человек дешевле сложного робота, который мог бы это выполнять, и человек будет дешеветь.
Что нам показала эта эпидемия, так именно тот факт, что те, кому "повезло" и "не такой, как все" оказался отрезан от офиса, лишен рабочего места, а его место жительства теперь превратилось в его офис – если он вообще сохранил работу. Прекариат, как известно, это не только постоянная временная работа, но и стирание различия между домом и офисом. В совокупности с мерами прокторинга, сегодня твой начальник сидит у тебя в толчке. Частное пространство исчезло, оно стало рабочим офисом.
- Не слишком ли сильно человек доверился интернету и его благам? Буквально недавно выяснилось об утечке личных данных пользователей фэйсбука (а это 500 млн). Или в Твиттере мошенники провернули махинацию с верификацией пользователей и те отправляли свои фото паспортов. Не кажется ли Вам, что человек загнан в угол? С теми данными, с наших счетов легко снять электронные деньги. А во время самоизоляции, как нам известно, в ходу как раз карты. Не теряет ли человек чувство контроля над собственной жизнью?
- Агамбен называет цифровизацию "холодным огнем" и полагает, что наш дом уже "сгорел". В каком-то смысле так и есть, особенно на самоизоляции и карантине, когда другой оказался для нас опосредован цифрой, когда касание стало невозможным, а мир, в котором эта невозможность реализована – вполне представимым.
Но я бы не хотел впадать в киберпессимизм. Жалобы на "современную технику" преследуют философское сообщество достаточно давно, но вроде бы ничего "такого" пока не стряслось. Ужасов хватает, но мы постоянно боимся как раз не того, что реально стоит бояться. При ядерных бомбардировках боялись непосредственно числа жертв и разрушений, не подозревая о пролонгированных последствиях в виде лучевой болезни и радиационного заражения. Римский клуб в 1972 году пугал истощением углеводородных запасов и т.п. к началу нового тысячелетия, а чего-то они упорно не кончаются. Ядерная война, в конце концов, оказалась скорее сюжетом для антииутопий. Теперь положено бояться цифровизации, общества надзора и вымирания, вместе с вирусами и прочим. Боюсь, что мы постоянно не того боимся.
Как учил нас великий философ Дональд Рамсфельд, есть известное и неизвестное, а также есть известное неизвестное, а есть неизвестное неизвестное. Мы умеем бояться известного неизвестного (последствия пандемии, экологической катастрофы и т.п.), но американский генерал был прав в том, что на самом деле надо бояться второго.
- Есть те, кому пандемия была только на руку. В большинстве своем, это должна быть верхушка нашего общества. Как думаете, с какой целью нас могли загнать в подобную среду?
- Сегодня любые рассуждения о том, что карантин, локдаун стали продуктом элитного сговора, объявляются конспирологией. Не то, чтобы никогда не существовало заговоров, в истории их было полно. Но считается, что кризис Covid-19 – он слишком большой, чтобы быть продуктом заговора. Примерно такой же большой, как те самые банки, которые too big to fail – но все-таки лопнули во время ипотечного кризиса в США в 2008 году. Я считаю, и надеюсь, что кратко показал в ответах выше, что это заговор-без-заговора. В координации своих действий мировые элиты показали, что они друг другу куда ближе, чем интересы среднего класса и тем более пролетаризованного населения, которое вообще не бралось в расчет. Ковид своим распространением прежде всего по элитам и через элиты, на втором этапе своей пролиферации (я бы не назвал это процесс контагиозным, так как паника шла впереди реального заражения) после Ухани в переходе к глобальной фазе, стал своего рода классовой меткой – СПИДом элиты. Парадоксально, но факт, характерный для любого вируса – по мере его распространения он теряет силу. И здесь, по мере его распространения вниз, вдоль линий так называемого просачивания материальных благ вирус терял силу. Самыми стойкими к вирусу оказались те, кто оказался в его заложниках – бездомные, курьеры, полубезработная молодежь с окраин, мигранты, беженцы, курящие и ведущие нездоровый образ жизни, обитатели гетто и фавелл, жители экологически неблагополучных районов. Они в конечном итоге больше всех заплатят за локдаун – еще большим обнищанием, закрытием границ и связанным с этим трудностями с перемещением, потерей работы и возможности получить медицинское обслуживание и т.д.
Сейчас мы видим, как элитам "понравилось". Оказалось, что под шумок локдауна можно проворачивать темные делишки, порой неплохо на нем зарабатывая. Можно ужесточать социальный прокторинг как административными мерами, так и внедрением спешно разрабатываемых технологий слежения. Можно плевать на конституции и парламент, сохраняя сколь угодно долго состояние необъявленного чрезвычайного положения. Можно беспрецедентным для даже сурового ХХ века отнимать самые насущные гражданские права. В конце концов, отнимать у человека смысл жизни, заменяя его ложным образом понятой безопасностью. Разумеется, когда властям стало приятно сохранять общество на короткой цепочке, начались изобретения очередных волн вирусов (нет никаких биологических факторов самих по себе, вне их социальной подоплеки – не только в смысле причины, но и в смысле их оформления. В конечном итоге вирус изобретен – не в смысле в пробирке, хотя такое тоже не исключает ряд ученых – а в смысле его социального воспроизводства), рассуждения о "новой нормальности", о том, что вирус – как желтые жилеты, глобальное потепление и Путин – пришли, чтобы никуда и никогда не уйти. Что с этим "надо учиться жить", и даже вакцина не поможет – хотя бы потому, что защищает всего на полгода, сама опасна и к тому же якобы вакцинированный тоже может оставаться переносчиком вируса. За этот год именем науки была попрана сначала эпидемиология. Затем и вирусология. Обе в итоге оказались служанками политической конъюнктуры.
Так что вы верно сформулировали вопрос. Вместо традиционных "когда это кончится?" и "все ли мы сделали правильно?" нужно ставить вопрос по-ленински: "кому это выгодно?"
Беседовала Алиса Раку. Сокращенная версия интервью опубликована в газете "Первая линия", № 4(422), 3 мая 2021 г.