Фотографии по хештегу сменяют друг друга, как ряды на марше. Бледные подростковые лица. Напомаженные губы поджаты, завиты волосы едких цветов
Сверху вниз из-под полузакрытых век смотрят глаза. Их взгляд призван быть не просто холодным, а угрожающим - выносящим приговор. В этих глазах должна быть сталь винтовок расстрельных команд. Они - юность и будущее, предзнаменование неумолимого прогресса эмансипации. По ту сторону - патриархальное государство, отчуждающее все женское, оно противно самой жизни. Противостояние будет долгим, но его итог предрешен - где-то вдалеке уже брезжит зарево рассвета.
Но приговор не читается. Для него не осталось места. Их глаза заняты другим - они оценивают получившееся в экране смартфона выражение лица. Экран становится зеркалом, взгляд отражается и закольцовывается - в нем застывает самодовольство. Кадр удачный - можно грузить.
Эта непроизвольная карикатура на советскую иконографию пионеров-героев могла бы быть забавной. Желание смеяться пропадает в тот момент, когда приходит понимание, чему посвящен данный флешмоб в Instagram. От вопиющего несоответствия между акцией «Сестры», также называемой «Интернет-митингом», и делом сестер Хачатурян, к которому она должна привлекать внимание, становится жутко.
Ведь дело этих сестер, обвиняемых в убийстве собственного отца, это нескончаемая боль. Сейчас они находятся лишь в начале своего пути. Убив одного отца, они оказались перед другим - как здесь не вспомнить фрейдистские трактовки, выводящие государство из отцовской функции. Государство спокойно делегирует право на насилие различным общественным организациям, но видит угрозу в признании права на насилие в акте самообороны. Оно по умолчанию солидаризируется с сильным, охраняя стабильность его власти. Жертва вынуждена оправдываться за свое нежелание быть жертвой. В случае дела сестер Ангелины, Крестины и Марии Хачатурян, это проявляется максимально публично: несмотря на всю массу собранных прямых и косвенных доказательств, подтверждающих, что девушки на протяжении долгого времени подвергались многообразному насилию со стороны собственного отца, обвинение им предъявлено в максимально тяжкой квалификации - убийство по предварительному сговору (п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК). Но боль этих сестер не кончится ни с оправданием (в возможность которого слабо верится), ни с истечением срока заключения. Отдав долг государству, второму отцу, за дерзновение не быть жертвами, наедине с ней они останутся на годы. Ведь отец – это еще и вся совокупность следов, шрамов, нанесенных увечий, которые уже никак не отменить, как не выправить изгиб ствола у основания уже выросшего дерева. С этим третьим отцом им придется бороться всю оставшуюся жизнь.
Флешмоб «Сестры» в Instagram, по словам организаторов, будет идти как минимум до 27 июля, пока московские власти не согласуют марш. Таким образом, «интернет-марш» выступает в качестве компенсации отсутствия реального марша, предыдущая заявка на который была отклонена мэрией Москвы 3 июля. Однако подобная временная замена, вроде бы техническое решение, приводит к извращению самой сути протеста и негативно влияет на развитие темы.
Концепция «интернет-марша» как акции протеста парадоксальна. Протест не может быть комфортным. Его ценность напрямую связана с риском, с ценой, которую субъект платит за свое слово. Рискуя, он обретает достоинство. В данном случае нет ни цены, ни жертвы. «Интернет-митингующие» присваивают формулу «Я/Мы-», однако выражение солидарности с кем-либо не имеет никакой ценности, если за него не готовы платить. Наиболее полное раскрытие подобной формулы - это «Я – Спартак» из фильма Кубрика, когда выкрик приводит к повешению на кресте. В случае дела Голунова, журналисты рисковали собственной карьерой. Использование формулы «Я/Мы-» в рамках флешмоба в Instagram приводит только к её инфляции. Подобный протест настолько комфортен, что перестает быть протестом. Остается лишь голая утилизация. За счет специфики Instagram она становится слишком, нарочито наглядной: фотография буквально фиксирует закольцованный взгляд, очарование собой в видоискателе. Сама по себе идея «интернет-марша» в социальной сети, построенной вокруг самолюбования, которая эксплуатирует человеческую потребность в нем максимально прямо за счет акцента на изображении, а не на тексте, нелепа и подобна идее митинга в Tinder.
Подобные акции выгодны их организаторам в первую очередь как способ создания у аудитории видимости своей плотной работы с темой, обозначения своего присутствия при затрате минимума ресурсов. Это особенно важно с позиции блоггера: он капитализирует сам факт своего присутствия в медиапространстве, и капитализация зависит в первую очередь от интенсивности присутствия, а не от того, за счет чего она достигается. Возгонять эту интенсивность можно либо за счет генерации инфоповодов (например, с помощью публичных конфликтов), но это затратно, либо за счет утилизации уже имеющихся. Активность важна безотносительно того, насколько она адекватна той проблеме, пространство которой использует.
Традиционно такой активизм оправдывают тем, что он помогает удерживать внимание аудитории сфокусированным, не дает общественно значимой теме затеряться, уйти из повестки. Но этот аргумент можно принять только в том случае, если считать за благо любую медиаактивность вокруг кейса. Однако это не так: необходимо признать, что активность бывает не просто бессмысленной в отношении прагматики решения проблемы, а контрпродуктивной, вредной. Так, по некоторым оценкам, именно действия ЛГБТ-активиста Н. Алексеева, подававшего заявления на проведение гей-парадов в городах Северного Кавказа за тем, чтобы в дальнейшем получить за отказы в согласовании акций компенсации в Европейском суде по правам человека, стали поводом для волны преследований геев в Чечне в 2017 году.
Каким бы вопиющим ни было произошедшее, никакая тема в медиапространстве не является чем-то постоянным и объективным: любая активность вокруг, любые нюансы этой активности влияют на пересборку конструкта темы, меняют то, как она преломляется в глазах разной аудитории. Это оказывает косвенное, а иногда и прямое влияние на её развитие. Акции, подобные «интернет-митингу» «Сестры» клеймят кейс, вызывают устойчивую ассоциацию между ним и конкретной группой, в данном случае, фем-активистками. В случае более, чем сдержанного отношения российской аудитории к феминистскому движению (согласно исследованию ВЦИОМ, при том, что 62% опрошенных считают, что нужно стремиться к полному гендерному равенству, поддерживающими данное движение себя называют лишь 31%), это препятствует формированию вокруг дела сестер Хачатурян широкой общественной коалиции. Кейс, который мог бы стать вторым делом Голунова, прецедентом, который бы дал старт широкой общественной дискуссии по вопросу правоприменения статьи о необходимой самообороне, фактически пытается приватизировать группа активистов при поддержке лояльных блоггеров. Ну, что ж, ставим лайки, жмем на колокольчик.