Все слышали о писательском таланте и.о. директора Исаакиевского собора Ирады Вовненко. Комментариев по поводу эротического содержания ее романов больше всего ждали от представителей РПЦ
И вот протоиерей Александр Пелин из Санкт-Петербургской епархии дал оценку этому литературному творчеству. "Я с ее романами не знаком, такую прозу не читаю. Конечно, я смотрел какие-то статьи, выдержки. Но кто я такой, чтобы судить человека? Все мы не без греха, я и сам грешен", — сказал священнослужитель. По идее, это высказывание должно подвести черту под безудержным потоком издевательств над новоиспеченным менеджером культуры. Ведь после газетной утки об отстранении Ирады Вовненко некоторые даже досадовали: мол, жаль, что слишком быстро уволили, патриарх не успел вручить медаль. Ну, вот вам и медаль!
По своей тональности нападки антиклерикальной общественности на Вовненко неотличимы от травли Евгении Васильевой, развернутой в свое время патриотическими кругами. Разница только в том, что Вовненко пока не успела ничего украсть. А так, одна и та же картина: строгие мужчины с поджатыми губами солидарно наносят сокрушительные удары по жизнелюбивой блондинке, считающей себя творческим человеком. Толстушка Васильева украла деньги у военных. Глупышка Вовненко осквернила своими низкопробными дамскими романами храм. Либералы как бы подначивают церковников: "Смотрите, какая развратная и глупая женщина пришла на место директора музея! У нас, антиклерикалов, был авторитетный музейщик Николай Витальевич Буров, доверенное лицо Путина, звезда сериала "Ментовские войны — 3". А у вас кто? "Завладел ее ногой в дорогом педикюре"?"
При этом намеренно упускается из виду, что Вовненко восемь лет работала заместителем Бурова, и вообще, она — не какой-то эстрадный фрик, а опытный управленец, чиновник, функционер. Ну, по основному роду занятий.
Случай Вовненко укладывается в длинный ряд скандалов и просто веселых историй о статусных людях, которые не смогли побороть в себе жажду творчества, стремление к прекрасному. Таких как Алексей Улюкаев, чьи стихи разошлись на цитаты только после ареста. Как Джахан Поллыева, сильнейший аппаратчик и главный спичрайтер Ельцина, Путина и Медведева, которая по совместительству пишет песни для Аллы Пугачевой (еще раз: Ельцину, Путину, Медведеву, Пугачевой, Баскову, Буйнову, Дайнеко пишет тексты один и тот же человек). Как Аркадий Дворкович, который вывешивает на stihi.ru свою любовную лирику, а порой задается по-настоящему проклятыми вопросами:
Почему я замерз посреди октября
И уже не спасают перчатки?
Почему не могу обыграть вратаря
И не хочется делать зарядку?
Сурков вот жизнь положил на то, чтобы его считали не просто креативным менеджером, но и поэтом, литератором, мыслителем в буквальном смысле слова. Натужное умничание, подростковый пафос, совсем уж густой треш (вроде дружбы с музыкантами из группы "Агата Кристи") — так часто бывает, когда талантливый и даже гениальный в своей области человек пытается делать то, что ему совсем не свойственно. При этом на пике могущества Сурков действительно разрекламировал себя настолько, что только сейчас начинаешь понимать: "Околоноля" не сильно отличается от романов Ирады Вовненко, а ее детские книжки 100 очков вперед дадут этому роману.
Если про сислиба Улюкаева говорили, что он — не поэт, а журналу "Знамя" должно быть стыдно публиковать стишата министра, то тот же Демьян Кудрявцев всегда успешно совмещал позицию очень большого начальника и литератора, признанного в профессиональной среде, то есть принадлежал одновременно и к либеральной элите, и к либеральной интеллигенции.
Но все-таки эмблема статусного безумия, замешанного на тяге к самовыражению, — это Евгения Васильева — блондинка, ограбившая российскую армию. 112-комнатная квартира в Золотой Миле, заваленная драгоценностями и увешанная поддельными шедеврами живописи, — это образ, который до сих пор преследует каждую очередь в районной поликлинике, каждую компанию на лавочке у подъезда. А стихи про Сердюкова, картины в жанре примитивизма и, конечно, клип "Тапочки" навсегда останутся в памяти поколений. Кстати, сейчас Васильева учится на факультете изящных искусств МГУ. Ходит на лекции и семинары, с прессой не общается.
Чиновник, политик и управленец вообще — это гуманитарии. Потому что политика — это общение. Но современное общество устроено так, что всем этим несчастным Васильевым и Улюкаевым социального творчества оказывается недостаточно. Им мало рулить огромными деньгами, влиять на судьбы миллионов людей, задавать повестку дня. Им хочется еще написать симфонию.
Казалось бы, политика, власть, управление другими людьми — вот высшая ступень развития человеческого духа, а творчество — это сублимация, компенсаторные игры неудачников. Хочется спросить: "Ребята, зачем вы сюда ломитесь? У вас же все есть, вы — существа иного порядка, высшего уровня, а когда вы начинаете писать стишата, это выглядит так, как если бы человек встал на четвереньки и принялся доказывать собакам, что в лае он тоже не лыком шит".
То ли с системой что-то не то, то ли люди не на своем месте. Ведь если ты — чиновник, твоими поэмами должны быть приказы и распоряжения, постановления и протоколы, справки, служебные записки, проектно-сметная документация! В тяжелой поступи канцелярита ты должен различать биение жизни, буйство красок, дыхание будущего.
А наши чиновники-графоманы, похоже, чувствуют себя в своих кабинетах как в тюрьме. Ненавидят свой язык, ненавидят свою работу, в гробу видали эту треклятую жизнь. И копится, и копится раздражение. А потом выплескивается клипом про тапочки, стихотворением про "едкую похлебку", очередным эстрадным шлягером, но никак не "Горем от ума" или "Господами Головлевыми".
Люди каждый день находятся в обезличенном, сером аду. Вот и изрыгают из себя разное.