Москва времени Собянина - это совершенно особое явление, которое, безусловно, заслуживает того, чтобы стать предметом специального разговора и интеллектуального осмысления.
Странно, что почти никто этого не делает, кроме, разве что двух-трех философов типа Михаила Ямпольского и Григория Ревзина. Собянинское переустройство города в либеральных кругах инерционно принято ругать, простые москвичи, которые вне оных кругов, как обычно молчат, «приемлют, ничесоже вопреки глаголют», но и те и другие ходят по «собянинским» тротуарам и паркам. Первые, видимо, испытывая глубокие душевные муки, а вторые с чувством, что так и быть должно. Хотя не должно. Вернее, быть должно. Но именно так вовсе не обязательно, ибо тротуар тротуару рознь, что мы увидим далее.
Переустройство Москвы Собяниным – четвертая попытка масштабно изменить город. Первая состоялась в XVI–XVII веках, между Федором Иоанновичем и Алексеем Михайловичем включительно, когда создавался поствизантийский город храмов и монастырей в узорочье, город, в котором было удобно и легко молиться (это хорошо видно по идеалистическим реконструкциям М.Кудрявцева).
Вторая случилась на рубеже прошлого и позапрошлого веков, когда возник индустриальный город эклектичных доходных домов, в котором было удобно зарабатывать, благотворить и устраивать литературные салоны.
Третья попытка была сделана при Сталине, когда возник город административных зданий в стиле санаторного классицизма, в котором было удобно воспевать, гордиться, дорожить и трудиться.
А сегодня на наших глазах возникает город пространств - площадей и тротуаров, в котором комфортно жить и удобно отдыхать.
Важно, что впервые городскую среду создают именно пространства, а не здания, и если символом сталинской Москвы стали знаменитые высотки, то символом собянинской – парк Зарядье и Никольская. На первое место вышло обустройство ландшафта, а потом зданий, как необходимого условия существования ландшафта. Тротуар и улица становятся самым эффективным способом использования пространства. Как только дом становится главным в городе, утрачивается подвижность, пространство сужается. Дом – символ статики. Улица – символ движения. Дом всегда чего-то требует от человека, улица отпускает его, направляет его движение и только. В городе, где главное пространство - это тротуары и улицы, человеку везде есть место. Дом требует соотнесенности себя с кем-то или чем-то, улица соотносит человека только с самим собой и теми, кто находится рядом. Если заказчиком Москвы Алексея Михайловича была церковь, Москвы столетней давности – деловые и финансовые центры, сталинской Москвы – государство, то сегодня город для себя “заказывает” сам человек. Если в предыдущие эпохи город потреблял человека (город, пожирающий людей – одна из самых распространенных литературных метафор), то сегодня человек потребляет город, потребляет городские пространства.
Запускает этот механизм потребления эстетизация среды, отражающая эстетизацию образа жизни. Постмодернистская любовь к грязи и хаосу сменилась потребностью в эстетике. Именно эстетика, являющаяся внешним выражением культуры, является еще одним маркером Москвы времени Собянина.
Легко сравнивать с тем, что было еще совсем недавно. В Москве Лужкова места для культуры не было – он строил дороги, торгово-развлекательные центры, офисы и элитное жилье. В Москве Собянина формируется глобальное эстетизированное пространство, возникающее в результате диффузии ресторанов, музеев, магазинов, велодорожек, лавочек, фонтанов. Если раньше городская среда разрывала пространства культуры, ее надо было просто пересечь из одной точки в другую, то теперь она сама становится пространством культуры, возникает связность, объединяющая в единое целое пространство офиса, квартиры, ресторана, магазина. Городская среда становится отдельным пространством для жизни и самореализации, захватывая все больше времени у человека. В этом смысле программа «Моя улица» это строительство гигантского пространства культуры, по новому собирающего столичный центр. Тротуар в общепринятом смысле перестает быть тротуаром, а становится особым местом пребывания, которое всякий наполняет собственным смыслом.
И вновь вернемся к сравнениям. Лужков мыслил торговыми центрами, Собянин - пространствами. Москва Лужкова это один торгово-развлекательно-деловой центр с подземной автостоянкой. Москва Собянина выхватывает у офисов и деловых центров все больше пешеходных зон, то есть изымает пространство из суеты и быта и делает его пространством досуга. Лужков отчуждал москвича от собственного города, Собянин наоборот, вводит его в город, создает среду и формы отношений между городом и жителем. Машина – символ индустриального, делового, стремительно несущегося города сменяется постиндустриальным велосипедом, роликовыми коньками, самокатом и сегвеем. Пешеходные пространства с многочисленными площадками отдыха и скамейками, парки, фонтаны соединяют людей, создают территории для разных форм коммуникации, город начинает работать как соцсеть, вынесенная в оффлайн. Машина, выполняющая роль социальной одежды человека, уступает место просто человеку, использующему улицу, по мысли Ревзина, как пространство для самопрезентации, как территорию, где человек раскрывается не через свои деловые качества и функции, а через формы досуга.
То есть Собянин создает Москву как метафору глобальных процессов, захватывающих современный мир. Еще 60 лет назад многие западные интеллектуалы писали о скором наступлении «эры праздности», когда рабочий день сократится до предела или вообще перестанет существовать как таковой. Сегодня именно это и происходит - досуг становится отдельной формой самореализации, он начинает приносить прибыль, что стало открытием нашего времени. Неудивительно, что сегодня человека, его социальную роль и значение все чаще оценивают не по работе, а по досугу, что социолог Жофр Дюмаздье называл «сегодняшней культурной революцией». Собянин создает пространства, где эта революция может проявить себя, где «человек досуга» чувствует себя так же естественно, как раньше ученый чувствовал себя в стенах научного института.
И еще одна важная деталь – Собянин создал город, в котором комфорт и праздность (в хорошем смысле слова) вытеснили уличную политику. И это работает лучше, чем любые полицейские усиления, ибо уйти из пространства легкости и праздника в пространство насилия и дискомфорта все труднее. Это хорошо видно не только по снижению протестной активности (которая, разумеется, имеет еще и другие причины), но и по трансформации протеста в развлекательное, веселое, легкое мероприятие, соответствующее формату, заданному городом. Мероприятие, где формат (досуг) важнее результата. В Москве стало очень трудно протестовать, так как комфортная городская среда плюс социальные программы не оставляют места для конкретных претензий, сводя весь протест к абстрактным лозунгам «за честные выборы» и «против коррупции», которые ни о чем, а озабоченность москвича за проблемы провинции всегда отдавала фарисейством и попыткой заработать на чужой беде политический капитал. Собянину удалось сделать вопросы дизайна новых автобусов и композиции парка «Зарядье» важнее вопросов коррупции и свободы совести. В ходе уникального эксперимента по строительству новой городской среды эстетика намеренно или нет, но победила политику, городские пространства всосали болотные массы и сделали последних союзниками мэра. Причем сделали так, что большинство, похоже, само об этом не догадывается.
То есть пока большинство рассуждает о городах будущего, оно наступило в отдельно взятом городе, где везде WiFi, зарядки и экраны, когда город вступает в отношения с человеком в самых разнообразных формах. Проблема в том, что для многих жить с городом в одно время - не значит быть его современником. Нужно догонять.