Наверняка кое-кто из нас, в том числе и я, втайне хотел бы сейчас побывать в китайском Ухане, на реальной постапокалиптической съемочной площадке. Пустые улицы города создают образ мира без потребительской лихорадки
Коронавирус во всех новостях, и я не хочу притворяться врачом-специалистом, но есть вопрос, который я хотел бы поднять: где заканчиваются факты и где начинается идеология?
Первая очевидная загадка: бывают эпидемии и похуже, так откуда же взялась такая одержимость коронавирусом, когда тысячи людей ежедневно умирают от других инфекционных заболеваний?
Конечно, экстремальным случаем была пандемия гриппа 1918-1920 годов, известная как "испанка", когда, по оценкам, число погибших составило не менее 50 миллионов человек. Примерно в это время гриппом было инфицировано 15 миллионов американцев: по крайней мере 140 000 человек были госпитализированы и более 8 200 человек погибли только в этот период.
Похоже, что здесь явно работает расистская паранойя - вспомните все фантазии о китайских женщинах в Ухане, снимающих шкуру с живых змей и готовящих суп из летучей мыши. В то время как на самом деле этот большой китайский город является, пожалуй, одним из самых безопасных мест в мире.
Здесь заключен и более глубокий парадокс: чем более тесно связан наш мир, тем скорее локальная катастрофа может вызвать глобальный страх и, в конце концов, катастрофу.
Весной 2010 года облако от небольшого извержения вулкана в Исландии привело к остановке воздушного сообщения над большей частью Европы - напоминание о том, что, несмотря на всю свою способность преобразовывать природу, человечество остается всего лишь еще одним живущим на планете Земля видом.
Катастрофические социально-экономические последствия такого незначительного события обусловлены нашим техническим прогрессом в области воздушных перевозок. Сто лет назад такое извержение прошло бы незамеченным.
Технический прогресс делает нас более независимыми от природы и в то же время, на другом уровне, более зависимыми от ее капризов. И то же самое касается распространения коронавируса - если бы это случилось до реформ Дэн Сяопина, мы бы об этом, наверное, даже не услышали.
Так как же нам бороться с вирусом, когда он просто размножается как странная невидимая форма паразитической жизни, а точный механизм его действия остается практически неизвестным? Именно отсутствие знаний вызывает панику. Что, если вирус мутирует непредсказуемым образом и вызывает настоящую глобальную катастрофу?
Это моя частная паранойя: является ли причиной паники властей, тот факт, что что они знают (или подозревают, по крайней мере) что-то о возможных мутациях, которые они не хотят предавать огласке, чтобы избежать общественной паники и беспорядков? Ведь до сих пор реальные последствия были относительно скромными. Одно можно сказать точно: изоляция и дальнейший карантин явно не помогут.
Необходимы полная безоговорочная солидарность и глобально скоординированный ответ, новая форма того, что когда-то называлось коммунизмом. Если мы не сориентируем наши усилия в этом направлении, то Ухань сегодня - это, возможно, образ города нашего будущего.
Многие антиутопии уже представляли подобную судьбу. В основном мы сидим дома, работаем на компьютерах, общаемся посредством видеоконференций, занимаемся на тренажере в углу нашего домашнего офиса, время от времени мастурбируем перед экраном, на котором изображен жесткий секс, и заказываем доставку еды.
Однако в этом кошмарном образе скрыта неожиданная перспектива эмансипации. Должен признать, что в последние дни мне приснился сон о посещении Ухани.
Разве полуопустевшие улицы мегаполиса, обычно шумные городские центры, превратившиеся в город-призрак, магазины с открытыми дверьми и без покупателей, просто одинокие пешеходы или автомобили то тут, то там, люди в белых масках - не создают образ спокойно себя чувствующего некосьюмеристского мира?
Меланхоличная красота пустых проспектов Шанхая или Гонконга напоминает мне некоторые старые постапокалиптические фильмы, такие как "На берегу" (1959), в которых показан город, где большинство населения стерто с лица земли – никаких впечатляющих разрушений, просто окружающий мир более не являющийся подручным, ожидающим нас, смотрящим на нас и ради нас.
Даже белые маски, которые носят те немногие прохожие, обеспечивают долгожданную анонимность и освобождение от социального давления и требования признания.
Многие из нас помнят знаменитый финал ситуационистского манифеста студентов 1966 года: "Vivre sans temps mort, jouir sans entraves", - жить без мертвого времени, и наслаждаться без ограничений.
Если Фрейд и Лакан чему и научили нас, так это тому, что эта формула - высший случай диктата суперэго, поскольку, как метко показал Лакан, суперэго в своей основе является настойчивым требованием наслаждения, а не отрицательным актом запрета чего-либо - это и есть настоящий рецепт катастрофы. Стремление заполнить каждый момент отведенного нам времени интенсивной деятельностью неизбежно заканчивается удушливой монотонностью.
Мертвое время - явление того, что старые мистики называют Gelassenheit, освобождение - имеют решающее значение для возрождения нашего жизненного опыта. И, возможно, можно надеяться, что непреднамеренным следствием коронавирусного карантина в китайских городах станет то, что по крайней мере некоторые люди будут использовать свое мертвое время, чтобы освободиться от лихорадочной активности и задуматься об о(бес)смысленности своего странного положения.
Я полностью отдаю себе отчет в опасности, которую я представляю, озвучивая подобные мысли - не берусь ли я снова приписывать страданиям жертв более подлинного и глубокого смысла из моей безопасной внешней позиции и, таким образом, цинично узаконивая их страдания?
Когда житель Ухани в маске ходит в поисках лекарств или еды, в его сознании точно нет никаких антиконсьюмеристских мыслей - только паника, гнев и страх. Но мое предложение заключается в том, что даже ужасные события могут иметь непредсказуемые положительные последствия.
Карло Гинзбург сказал, что стыд за свою страну, а не любовь к ней, возможно является истинным признаком патриотизма.
Может быть, некоторые израильтяне наберутся смелости, чтобы почувствовать стыд за политику Нетаньяху и Трампа, проводимую от их имени - не в смысле стыда за то, что они евреи. Напротив, испытают стыд за то, что делают на Западном берегу с самым ценным наследием самого иудаизма.
Возможно, некоторые британцы также должны быть достаточно честными, чтобы чувствовать стыд за идеологическую мечту, которая подарила им Брексит. Но для жителей Ухани сейчас не время чувствовать стыд и стигматизацию, а время набраться мужества и терпеливо и упорно бороться.
Если в Китае есть люди, которые пытаются преуменьшить масштабы эпидемий, то им должно быть стыдно так же, как и тем советским функционерам в районе Чернобыля, которые публично заявляли, что опасности нет, но при этом торопились эвакуировать свои семьи. Или как тем топ-менеджерам, которые публично отрицают глобальное потепление, но уже покупают дома в Новой Зеландии или строят бункеры для выживания в Скалистых горах.
Может быть, возмущение общественности подобным двойным поведением (которое уже вынудило власти обещать обеспечить прозрачность) непреднамеренно приведет к еще одному позитивному политическому шагу в развитии Китая.
Но те, кому должно быть по-настоящему стыдно, так это всем нам, так как мы все думаем лишь только о том, чтобы посадить китайцев под карантин.