Как движение философских консультантов пытается применить головокружительные логические идеи в повседневной жизни
Около пяти лет назад Дэвид (это псевдоним) вдруг осознал, что все время ссорится со своей девушкой. На их первом свидании он сказал ей, что надеется заняться сексом с тысячей женщин, прежде чем умрет. В конце концов, они согласились на эксклюзивные отношения, но моногамия оставалась источником напряжения. «Я всегда говорил ей, как сильно меня это беспокоило», — вспоминал он. «Я был засранцем».
Дэвид, израильтянин, которому сейчас около тридцати, испытывал противоречивые чувства и по поводу других жизненных вопросов. Хотел ли он детей? Следует ли уделять приоритетное внимание зарабатыванию денег? Когда ему было двадцать с небольшим, он несколько раз пробовал ходить на психотерапию; он посещал терапевта несколько месяцев, испытывал разочарование, прекращал ходить, а затем цикл повторялся. Тогда он придумал теорию: терапевты, которых он посещал, хотели помочь ему лучше адаптироваться к его нынешнему мировоззрению, но, возможно, его мировоззрение было неправильным. В первую очередь он хотел выяснить, насколько оправданы ценности, которые он разделял.
Однажды сосед показал ему книгу французско-израильского философа Лидии Амир под названием «Философия, юмор и человеческое состояние». Амир, как объяснил сосед, была его двоюродной сестрой. Помимо преподавания по совместительству в Университете Тафтса, она предлагала «философские консультации» частным клиентам. Дэвид никогда не слышал о философском консультировании. Но в течение следующих нескольких недель он прочитал книгу Амир и она ему понравилась. Он посмотрел эпизод израильского телешоу о текущих событиях «Лондон и Киршенбаум», в котором она обсуждала с ведущими достоинства философских консультаций. «На самом деле она выглядела так, будто ей нравилось, когда ее пытались сбить с толку», — сказал Дэвид. Он решил связаться с ней, и они организовали несколько онлайн-сессий. Во время их первых нескольких встреч «я как бы проверял ее», — сказал мне Дэвид. Он перевел разговор на абстрактные идеи одного из своих любимых мыслителей, философа XVII века Баруха Спинозы. Они обсудили этику Спинозы и его представления о боге и бесконечности. Глубина знаний Амир впечатлила его, но она также быстро оценила его проницательные замечания. И тогда он начал уже больше рассказывать о своих личных проблемах.
Дэвид работал с Амир несколько лет, иногда встречаясь несколько раз в неделю. Обычно обсуждали проблемы его личной жизни с целью сформулировать волпрос по-философски. Например, неопределенность в отношении моногамии породила вопрос: «Что означает свобода?» Беспокойство о деньгах заставило Амир поставить вопрос: «Какую роль богатство играет для хорошей жизни?» Амир показала Дэвиду множество философских подходов к таким вопросам. «Лидия умная», — сказал он мне. «Она просто демонстрирует вам самые разные вещи и позволяет увидеть, от чего вы зависите. У вас целый банк знаний и тысячелетний опыт философов». Занятия представляли собой гибрид терапии и академического семинара. Между встречами Амир иногда давала ему задания по чтению: Шопенгауэр, Ницше, Юм.
Дэвид постепенно пересмотрел свой взгляд на моногамию. «Лидия навела меня на мысль: давайте представим, что вы получаете то, что хотите. Твоя жена идет и испытывает десять оргазмов с красивым баскетболистом. Как вы себя чувствуете? Действительно ли я хочу многоженства для нас обоих, или я просто хочу для себя абсолютной свободы в сочетании с контролем над ней?» После бесед с Амир о стоицизме, Ницше и других философах он по-новому понял свободу — не как возможность делать все, что хочет, а как сознательное решение жить определенным образом. «На самом деле вы можете сделать выбор и ограничить себя», — сказал он мне. «Я перестал смотреть на жену как на человека, ограничивающего мою свободу. Я взял на себя ответственность за свой выбор».
Пока мы разговаривали, Дэвид, энергичный темноглазый мужчина, пришел в волнение. «Значит, Ницше сказал что-то крутое, верно? Он сказал, что все ищут власть, но слабые ищут ее повсюду, а сильные будут искать в очень конкретных местах». Дэвид применил подобное к самому себе, заметив свою жажду власти и выражая ее более избирательно. Он больше не пытался победить в каждом споре или доказать свою правоту в тривиальных ситуациях; он и его жена — они поженились пять лет назад — стали реже ссориться. Тем временем он сосредоточился на достижении успеха в финансовой сфере, перейдя от работы в цифровом маркетинге в сферу коммерческой недвижимости.
Амир — представитель небольшого, но растущего числа философов, которые в той или иной форме предоставляют индивидуальные консультации. В США две профессиональные ассоциации консультантов по философии, Национальная ассоциация философских консультантов (NPCA) и Американская ассоциация практикующих философов (APPA), насчитывают десятки философов, которые могут помочь вам в разрешении ваших проблем. В Италии существует множество профессиональных организаций, занимающихся различными формами философского консультирования, аналогичные организации существуют в Германии, Индии, Испании, Норвегии и ряде других стран. В Австрии, Италии и Румынии университеты предлагают степени магистра в этой области. Каждый должен изучать философию, сказала мне Амир; поскольку мало кто это делает, она утверждает, что философское консультирование удовлетворяет важную потребность. «Если он изменился, то потому, что получил образование», — сказала она о трансформации Дэвида. «И он получил образование, потому что хотел философского образования. Если с ним и случилось что-то хорошее, то это произошло из-за философии, а не из-за меня. Я только активировала возможность».
Амир родилась в Париже в 1955 году в семье еврея, пережившего Холокост. Когда она была младенцем, семья переехала в Израиль. Ее отец, дипломат, часто путешествовал по работе, а ее детство прошло в Израиле, Франции, Конго, Алжире и Сенегале. Ее мать была политическим журналистом, и их дом был полон книг; когда ей было семнадцать, она нашла том Платона и была очарована его диалогами. Сначала она изучала математику и философию на бакалавриате в Тель-Авивском университете, но большая часть ее интереса к математике была философской. (Что «натурального» в рядах натуральных чисел?) Затем она решила сосредоточиться исключительно на философии и в конечном итоге написала диссертацию о представлениях о персональном искуплении у Спинозы и Ницше.
Руководитель докторской диссертации Амир посоветовал ей дополнить свой теоретический анализ конкретными личными примерами, и она вдруг поняла две главные вещи в своей жизни, которые она хотела изменить. Во-первых, она хотела бросить курить. Хотя она писала о личной свободе, она часто чувствовала, что удовольствие от сигарет контролирует ее. Большинство советов, которые она прочитала, касались уменьшения искушения: идея заключалась в том, чтобы проводить меньше времени с другими курильщиками и избавиться от сигарет и пепельниц. Амир поступила наоборот, везде таская с собой сигареты. «Я хотела, чтобы это всякий раз был мой свободный выбор», — вспоминала она. «Вопрос был в том, какой именно вы хотите себя видеть?»
А еще Амир боялась летать. Она до сих пор боится, хотя часто путешествует, и клянется, что следующий полет будет для нее последним. «Я смирилась с тем, что чувствую, что умираю перед каждым полетом. Я не пытаюсь бороться с этим чувством», — сказала она мне. Когда она защитила докторскую диссертацию, она не летала уже десять лет; она по-философски пришла к выводу, что смерть предпочтительнее жизни, в которой ее свобода была ограничена страхом, и, несмотря на свой страх взяла и улетела в Париж. Ей казалось неприемлемым изучать философские идеи свободы, но не жить ими. «Я решила, что все лучше, чем продолжать так жить», — сказала она.
В конце восьмидесятых — начале девяностых Амир преподавала философию в различных университетах Тель-Авива и читала лекции в рамках программы непрерывного образования для взрослых. Некоторые из ее взрослых студентов хотели поговорить с ней о своих личных проблемах, и она дала им свой номер телефона. Они начали приглашать друзей. Одна журналистка написала про ее опыт, что привлекло еще больше клиентов. Поскольку все больше незнакомцев начали просить уделить им время, она начала взимать плату за частные сеансы по скользящей шкале. (Ее нынешняя ставка составляет около ста пятидесяти долларов в час.)
Философия — одновременно естественный и странный ресурс, помогающий людям решать жизненные проблемы. Древние философские традиции, такие как стоицизм и буддизм, были сосредоточены на практической этике и методах облегчения страданий, но большая часть современной философии, похоже, стремится выразить страдания, а не уменьшить их. «Жизнь глубоко пропитана страданиями», — писал Шопенгауэр. «В основе ее ход всегда трагичен, а конец тем более».
«Я считаю, что речь идет о мышлении», — сказала Амир о своей работе консультанта. «Это не развитие навыков слушания и сопереживания, чему философы не обучены специально. Это индивидуальное обучение философии». По ее словам, «не существует другой дисциплины, которая научит вас лучше думать, когда речь идет о вашей жизни».
Чтобы по-настоящему понять философское консультирование, предположила Амир, мне нужно попробовать пройти сеанс. Так случилось, что вскоре ей предстояло присутствовать на международной конференции по философскому консультированию в Тимишоаре, Румыния. Мы встретились в высоком атриуме Румынской Академии наук недалеко от исторического центра города. Собралось более пятидесяти философов из более чем дюжины стран, и конференция напоминала встречу большой и эксцентричной семьи. Амир заметила меня с другого конца помещения, но прежде чем добралась до меня, ее перехватили испанские, румынские и американские коллеги.
Я спросил, как она долетела.
«А, ты помнишь!», — сказала она, улыбаясь. «Не очень хорошо, но вот я здесь».
Мы прошли в небольшую аудиторию, где Амир должна был выступить с пленарным докладом. Ее цель, по ее словам, заключалась в том, чтобы «воодушевить слушателей». Расхаживая перед кафедрой с микрофоном, она бросила тень на традиционных психотерапевтов: «Они не могут предложить вам идеалов. Они не могут предложить вам мировоззрение», — сказала она. Она предположила, что сама по себе философия способна вызвать трансформацию, знакомя людей со многими точками зрения и укрепляя способность людей оценивать их рационально. Публика, казалось, была рада.
В тот день мы сидели за столиком в ресторане на берегу реки Бега и проводили индивидуальный сеанс. Амир откинула с глаз свои длинные светлые волосы, сделала глоток чая и спросила, что я хочу обсудить. Я сказал, что последние несколько лет я работал над книгой; теперь я ждал, когда она будет опубликована, и ее судьба почти не зависела от меня. Я всегда знал, что об успехе моего предприятия будут отчасти судить по ее продажам. По мере приближения публикации этот факт беспокоил меня все больше и больше. Когда я думал об этом, меня почти тошнило.
«Твоя первая книга скоро будет опубликована, и это замечательно», — сказала Амир. «Ее успех можно оценивать по объемам продаж, но это просто смешно. Если она плохо продается, это не значит, что она плохая. Но это элемент, который вы не можете контролировать».
«Да», — сказал я. «Вот и все».
Она сделала глоток чая. «Итак, что такого бесит в том, что ты ничего не контролируешь?»
Я немного подумал. «Ну, если ты чувствуешь, что другие вещи, которые вас волнуют, зависят от того, что ты не можешь их контролировать, то это сводит с ума».
«Да», — сказала Амир. — «Но разве обычно это не так?»
«Как так?»
«Со всем. Ты не можешь контролировать, что полет пройдет удачно. Ты же можешь потерять свою жизнь, свою ногу, свой багаж, свою жену. Обычно то, что мы не можем контролировать, — это отнюдь не мелочи». Она взмахнула рукой в воздухе, словно стремясь применить эту мысль к гребцам на веслах, рассекающим бурую реку, и к людям в машинах, мчащихся по мосту над головой. «Теперь… у нас есть твое представление о неконтролируемом. Это то, что стоит изучить. У нас есть твое представление об успехе. В-третьих, это связь между успехом и тем, что не поддается контролю». Некоторое время мы обсуждали разные определения успеха. Затем она перевела разговор на Спинозу. «Он говорит, что человек, который хочет жить без страха, должен жить без надежды. Большинство людей хотят иметь дело только со светлой стороной вещей, без темной стороны. Но это одна и та же монета», — сказала она, сузив глаза. По ее мнению, за обретение душевного спокойствия придется заплатить определенную цену. Если бы я достиг отстраненности, мне было бы все равно, хорошо ли книга продается.
Наш час подходил к концу. «Моя первая книга полностью разошлась через восемь месяцев после публикации», — сказала Амир. «Это академическая работа, но после этого я получила несколько контрактов на новые книги. Но я кое-что утратила. Я оказалась прикованной к своему письменному столу. Вы можете думать, что успех означает просто больше возможностей, но как только одна возможность реализована, многие другие вещи становятся невозможными. А потом ты будешь вспоминать эти месяцы как время свободы». Если бы мне нужно было провести больше сеансов, сказала она, мы бы углубились в эти идеи, а я мог бы прочитать Сенеку и Эпиктета. Во время сеанса не было ни одного момента какого-то прозрения. Но после него я ощутил приятное чувство расширения перспектив.
На второй день моего пребывания в Румынии я присутствовал на сеансе философского консультирования между Адамом Лалаком, тридцатилетним мужчиной из Праги, и Лу Мариноффом, семидесятидвухлетним профессором философии из Городского колледжа Нью-Йорка и соучредителя APPA. Лалак получил степень магистра философии в Кембридже, затем работал на различных должностях в частном секторе и некоммерческих организациях. Теперь он захотел стать философским консультантом. Лалак и Маринофф сидели лицом друг к другу в пустом конференц-зале. Тусклый солнечный свет лился через высокое окно на деревянный стол между ними.
«Итак, месяц назад мне исполнилось тридцать», — начал Лалак, поглаживая свою густую светлую бороду. «И такое ощущение, что меня потянуло в два совершенно противоположных направления. Я чувствую, что этот возраст приносит много ответственности, как будто я должен стать взрослым, найти работу, завести семью. И я чувствую, что действительно хочу покончить со всей этой ерундой. Я хочу добраться до того, что считаю очень важным, например, философии. А философия не очень практична».
Маринов, обладатель бороды цвета соли с перцем и подвижных густых бровей, делал пометки ручкой, пока Лалак говорил. «Так что отчасти это столкновение ценностей», — сказал он. Он расспросил Лалака о его девушке, родителях, его прошлой работе и перспективах на будущее. Суть дилеммы Лалака заключалась в том, что он хотел заняться чем-то интересным и одновременно достойно зарабатывать на жизнь. И то, и другое вполне возможно, но получать докторскую степень по философии и надеяться на лучшее выглядит финансово рискованным.
«Вы знакомы с азиатской философией?» — спросил Маринофф.
«Мне нравится читать Дао Дэ Цзин, но я ее особо не изучал», — сказал Лалак.
Маринофф что-то записал в блокноте. «Замечательно, чудесно», — сказал он. «Я читаю эту книгу уже пятьдесят лет... Лично для меня это было отличным руководством, а И-Цзин — тем более. Я собираюсь прописать вам что-нибудь, что вы могли бы прочитать, что может помочь разрешить ваши проблемы». Первой частью рецепта от Мариноффа было эссе Сартра «Экзистенциализм — это гуманизм», которое, по его мнению, могло бы стать полезным подспорьем в распознавании того, действует ли человек аутентично; второй был И Цзин, древнекитайское руководство по гаданию. «Существует веб-сайт, который позволит пользователям гадать с ним онлайн», — сказал Маринофф. «Итак, происходит следующее: вы получаете гексаграмму случайным образом. Вы ищете фразу, строку, предложение или пару, и они спрыгнут со страницы и заговорят с вами. И оно расскажет вам, что у вас на сердце и в уме. Оно дает вам совет, который вам нужно услышать от самого себя, чтобы выбрать лучший путь вперед».
Лалак нахмурился и что-то записал в свой блокнот. В основном он молчал, пока Маринофф вспоминал свою молодость, «делал невыразимые вещи с электрогитарами и мотоциклами» и рекомендовал медитацию вместо психоделиков. Я не мог понять, кого именно мне напоминал Маринофф - эксцентричного дедушку, дающего советы молодому родственнику, или профессора, который чрезмерно много делится информацией о личной жизни в рабочее время. После сеанса Лалак выглядел слегка расстроенным: «Прописанные рецепты не показались мне подходящими», — сказал он мне. «Было больше похоже на то, что это просто его любимые книги. Интересно, назначил бы он то же самое, если бы у меня были другие проблемы?»
Позже в ходе конференции он планировал провести сессию с экспертом по экзистенциализму, а еще одну сессию, посвященную сократическому диалогу. «Все не слишком формализовано», — сказал он. «Настоящих методов нет». Во время моего пребывания в Румынии я слышал, как консультанты-философы пропагандируют медитацию, психоделики, вино и вязание, а также идеи таких мыслителей, как Фуко, Маркс и Аристотель, которые сами по себе мало в чем соглашались. Рик Репетти, член APPA и профессор философии Городского университета Нью-Форка, который ведет частную консультационную практику, рассказал мне, что добиваться согласия философов - это все равно, что пытаться пасти кошек; консультанты, сертифицированные APPA, предлагают все подряд: от управляемых медитаций до целенаправленных исследований экзистенциалистской, кантианской и стоической философии. Национальная ассоциация философского консультирования, напротив, делает упор на метод, называемый терапией, основанной на логике. (Обе организации требуют, чтобы члены имели высшее образование по философии или степень, чтобы стать сертифицированными практиками.)
Некоторые считают, что практика философского консультирования должна быть более стандартизированной. Другие обеспокоены тем, что философы-консультанты не заметят серьезных проблем с психическим здоровьем у клиентов. Две крупнейшие американские профессиональные организации подчеркивают, что философское консультирование не может помочь при некоторых тяжелых психических расстройствах, и призывают консультантов направлять клиентов к специалистам по психическому здоровью, когда их проблемы не соответствуют философским рамкам практики. Энджи Хоббс, профессор философии в Университете Шеффилда, которая не занимается философскими консультациями, рассказала мне, что ее беспокоит, будут ли философы знать, когда обращаться за помощью. Линн Буфка, клинический психолог из Мэриленда, работающая в Американской психологической ассоциации, рассказала, что, как психологу с докторской степенью ей потребовалось около четырех тысяч часов обучения, прежде чем она смогла подать заявление на получение лицензии на психологическое консультирование. «Три дня обучения на сертификат без постоянного опыта работы под внешним руководством меня бы весьма встревожили», — сказала она, имея в виду продолжительность обучения, требуемого APPA. С другой стороны, некоторые философские консультанты формулируют свою работу как направленную на сопротивление ползучей медикализации жизни. Жизнь сопряжена со множеством сомнений и тревог, и не всякое недоумение является патологией; Для любой человеческой проблемы в тысячелетней истории вероятно найдется свой философ, который когда-то ее решал. И идеи философов, возможно, не дают тех преимуществ, которые дают рандомизированные клинические исследования, но они потенциально весьма глубоки.
В последний день конференции я встретил Амир за ужином. Она хотела убедить меня, что, несмотря на свою разнородность, философское консультирование действительно имеет некую общую суть. Все виды методов, от психоделиков до медитации и гадания, могли кому-то помочь. Но философия отличалась от других, поскольку она с логической точностью затрагивала глубокие человеческие вопросы о морали, цели и значении. Это был недостаточно используемый ресурс. «Просто посмотрите на книжный магазин», — сказала она. «Когда там полка за полкой стоят книги по самосовершенствованию, то тогда философия окажется в каком-то углу, куда никто не ходит».
После обеда, прогуливаясь по городу, я подумал о Витгенштейне, философе из ХХ века. Его работа над логическими основаниями математики может показаться невероятно далекой от повседневной жизни, однако, как он писал, целью его занятий философией было «показать мухе выход из бутылки». Философы могут застрять в бутылках своих академических специальностей. Для них философское консультирование тоже может быть освобождающим — способом освободиться самим, освещая путь другим.