СМИ трубят о новой победе европейских консерваторов: в Германии на выборах мэра Дрездена в прошедшие выходные кандидат от правой Pegida — 51-летняя Татьяна Фестерлинг — получила чуть менее десяти процентов голосов и заняла четвертое место
Тогда как опросы общественного мнения, опубликованные накануне, предрекали ей результат не выше двух процентов. Это очередная сомнительная победа культурных правых. Как и в Британии с Польшей, полагаю, начнется дискуссия о появлении «нового консервативного избирателя» и о провале поллстеров. (У нас Евгений Минченко, кажется, пишет доклад о выборах на Островах в таком же духе, полагая, как и многие технологи, пытающиеся переквалифицироваться в политологи, что чертенок спрятался в деталях и важен кейс).
Почему победа сомнительна? Именно потому, что она не укладывается в горизонт публичных ожиданий. Социологические службы не врут — людям стыдно за их взгляды, и они воспроизводят при интервьюере то, что положено с их точки зрения говорить прилюдно. На участке же за шторкой, где творится таинство электорального процесса, контролирующий соблюдение норм публичного лицемерия другой исчезает, он остается снаружи, более не контролируя избирателя.
Что происходит на самом деле? Нет никакого «нового правого избирателя», как и нет ошибки прогнозных служб, хотя, казалось бы, она непосредственно очевидна. Изменяется электоральное поведение вместе с представлением о процедуре выборов. Сила публичности все еще не дает прорываться из баров и кухонь — из этих клозетов консерватизма — мнениям о том, что мигранты — это плохо, а толерантность — зло. Но в то же время массовое мнение и соответствующее ему публичное лицемерие не в состоянии полностью контролировать содержимое ящика с голосами, избирательная кабинка (возможно, не без влияния критики репрезентативной демократии, которая льется со всех сторон) из апофеоза публичности превращается в филиал пивбара: частный избиратель голосует за частный интерес. Его максима примерно такова: «Я не хочу видеть мигрантов, и мне наплевать, что думают об этом другие». И пусть в Восточной Германии еще не вполне устоявшаяся электоральная культура, в силу чего коррозия демократических институтов идет быстрее, а консервативный брутальный избиратель здесь всегда находил способ выразить свое мнение, чрезмерной скидки на этот факт делать не стоит.
В сущности, если мерить такую позицию гамбургскому (а не дрезденскому) счету, то это и не избиратели вовсе. Они не в состоянии, так скажем, сделать полноценный электоральный выбор, отвлекаясь от своих частных локальных интересов в пользу интереса группы и общества в целом. Не зачем говорить о появлении «нового консервативного избирателя», нужно опасаться исчезновения избирателя как такового.