Пусть этот факт почти никто не хочет признавать, но наша «система» устарела и по этой причине сейчас трансформируется в «закрытую систему» тоталитарного характера
Столь же очевидно, что те немногие, кто продолжает получать материальную выгоду благодаря функционированию капиталистической системы (0,1%), готовы сделать все возможное, чтобы продлить ее дряхлеющее существование. По своей сути современный капитализм работает весьма просто: долг выдается из одной двери и выкупается в другой посредством выпуска новых долгов, тем самым формируя петлю депрессии, благодаря которой берется большинство деструктивных явлений нашего времени.
Организаторами механизма «погони за долгами» являются класс спекулянтов-технократов, основной психологической чертой которых является психопатия. Они испытывают такую верность данному механизму, что стали его продолжением – подобно автоматам, они неустанно работают на механизм, не испытывая никакого угрызения совести за опустошение человеческой жизни, которое он причиняет. Психопатическое измерение (раскованное, манипулятивное и преступно-антисоциальное), однако, не является исключительной прерогативой транснациональной финансовой клики, а распространяется как на политико-институциональную касту (от глав правительств до администраторов на местах), так и на так называемую интеллигенцию (эксперты, журналисты, учёные, философы, художники и т.д.). Другими словами, институциональное опосредование реальности теперь полностью опосредовано самим механизмом. Тот, кто входит в систему, должен принять ее правила, одновременно, ipso facto, приняв ее психопатологические черты. Таким образом, слепая капиталистическая объективность (стремление к получению прибыли) становится неотличимой от субъектов, ее представляющих.
Из-за своего расстройства личности технократы в диспетчерской склонны переоценивать свою способность обеспечивать функционирование закрытой системы, которая могла бы скрыть упадок капиталистической социализации. Во-первых, трагический фарс в виде пандемии, а теперь и холодный ветер перманентной войны подвергают испытанию безоговорочное доверие среднего гражданина к своим представительным институтам. Если было относительно легко заглушить сомнения и несогласие с помощью «гуманитарных блокировок» и объявления чрезвычайного положения – что позволило наиболее оппортунистически настроенному политическому классу на короткое время восстановить некоторое влияние – то соучастие в геноциде в Газе в сочетании с неомаккартистским сроительством «демократического фронта против русского чудовища» и связанная с этим гонка вооружений начинают подрывать прежние убеждения молчаливого большинства.
В новой тоталитарной нормальности реальность не попадает в новостные ленты или на телевизионные экраны. Вместо этого мы получаем гиперреальность, как ее теоретизировал Жан Бодрийяр, которая не является ни реальной, ни вымышленной, а является нарративным контейнером, заменившим и то, и другое. Таким образом, кровавая этническая чистка в секторе Газы идет полным ходом, параллельно с душераздирающей гуманитарной обеспокоенностью гражданского населения, телегеничными призывами против всех форм экстремизма и циничными предупреждениями о разнузданном антисемитизме. В то же время нам круглосуточно и без выходных напоминают, что русские (а кто же еще?) готовятся к ядерной кибератаке из космоса и вторжению в Европу. Даже не осознавая этого, охотники за привидениями теорий заговора превращаются именно в то самое, что они любят ненавидеть. Возникший в результате водоворот информационно-развлекательной информации вызывает состояние коллективного гипноза, который оказывается более эффективным, чем традиционная цензура, поскольку исключает в зародыше запрос на реальный референт во всей его радикальной двусмысленности.
Гипермедиация всего мира направлена на то, чтобы стать единственным доступным миром. События, о которых сообщают корпоративные СМИ, больше не рассматриваются как нечто иное, чем их собственный нарратив, поскольку в гиперреальной инверсии именно нарратив мыслит субъекта. Нынешнее насыщенное информационное пространство представляет собой бесконечно податливый самореферентный спектакль, который априори стерилизует всякую критическую мысль. Официальные дебаты по Газе или Украине, например, постоянно переформулируются в дебаты о самих дебатах, строго разграниченных заранее морально отформатированными двоичными кодами (демократия/терроризм и т.д.). Эту тенденцию ликвидировать референт следует понимать в этимологическом смысле как тенденцию «сделать его текучим, ликвидным». Исторически оно сложилось как следствие процесса экономической виртуализации, основанного на замене прибыли от наемного труда (реальная валоризация) симулированием прибыли спекулятивного капитала.
Мы живем в мире, где фондовые рынки Японии и Великобритании бьют рекорды, в то время как их экономика впадает в рецессию, а Соединенным Штатам удается оставаться на плаву только благодаря чудовищному дефициту, гарантированному монетарной политикой и военной гегемонией. Независимо от краха или радикальной коррекции, продолжающаяся вечеринка на финансовом рынке (с очень небольшим количеством приглашенных) неразрывно связана с эйфорией, вызванной войны. Почему? Во-первых, военное производство для «долгосрочных обязательств в области безопасности» теперь является важным инструментом поддержки все более снижающегося реального роста, измеряемого в ВВП. Например, 64% из $60,7 млрд, выделенных Украине в последнем пакете помощи, будет поглощено военной промышленностью США. Источником информации здесь является не путинское ТАСС, а Wall Street Journal, которая также признает, что с начала украинского конфликта промышленное производство США в оборонном секторе выросло на 17,5%.
Но, прежде всего, техно-военно-промышленный ажиотаж продолжает работать как попутный ветер для гиперраздутого финансового сектора, который сейчас находится в плену мании искусственного интеллекта. Нынешний пузырь индекса S&P 500 является результатом истерической переоценки горстки технологических корпораций, так называемой Великолепной семерки (Alphabet, Amazon, Apple, Meta, Microsoft, Nvidia и Tesla, которые сегодня фактически скатились до «великолепной двойки»: Nvidia и Меtа[1]). Серьезный текущий дисбаланс на фондовых нырках весьма напоминает технологический пузырь доткомов в конце 1990-х годов, когда интернет-ажиотаж привел к переоценке Microsoft, Cisco, Amazon, eBay, Qualcomm и т.д. Хотя этим компаниям удалось спасти свою шкуру, многие стартапы были уничтожены лопнувшим пузырем. Следовательно, сенсационному рынку, движимому рычагом искусственного интеллекта, лучше подготовиться к столь же сенсационному падению.
Давайте помнить, что финансовый риск сегодня намного выше, чем двадцать пять лет назад. За последние два десятилетия система стала заложницей довольно элементарной уловки под названием «производство ликвидности из воздуха» (и связанных с ней козлов отпущения), целью которой является рефинансирование массы непогашенного долга, который поддерживает государственный дефицит, а также спекулятивные пузыри, населенные кучей компаний-зомби. Обвал фондового рынка примерно на 80%, подобный краху доткомов в конце 2000 года, теперь будет эквивалентен шквалу атомных взрывов – в переносном и буквальном смысле. Это происходит потому, что разжигающая войну психопатия, в конечном счете, является продолжением финансовой психопатии: реальным результатом вышедшего из-под контроля спекулятивного риска. Это объясняет, почему такая суперзвезда-технократ, как Урсула фон дер Ляйен, президент Европейской комиссии, призывает к производству «оружия, подобного вакцинам против Covid», непреднамеренно раскрывая суть истинной цели того и другого.
Военная промышленность — это цербероподобный страж финансиализированного капитализма, который в своей традиционной версии — фантастическом мире полной занятости, массового потребительского гедонизма, бесконечного экономического роста и прогресса демократии — довольно давно мертв и уже похоронен. Отсюда необъявленная цель США и вассальных государств: поддерживать военную гегемонию как основу денежной гегемонии (доллар как глобальный резерв) и защищать и без того практически неустойчивую массу токсичного долга. Вот почему премьер-министр Эстонии Кая Каллас рекомендует ЕС ту же монетарную стратегию, реализованную во время Covid: выпуск еврооблигаций на сумму 100 млрд долл. (750 млрд были мобилизованы в виде коронабондов в 2020 году), чтобы перезапустить военную промышленность ЕС в ожидании нового нашествия варваров. Заимствование средств для борьбы с Путиным и другими «апокалиптическими чрезвычайными ситуациями», должным образом преподнесенными средствами массовой информации, является последней отчаянной экономической моделью кризисного капитализма. Внутренний предел (крах способа производства) отрицается через его внешнюю проекцию, воплощенную провиденциальными врагами, жаждущими демократической крови. «Военные облигации» как финансовая защита: именно так либеральный, прогрессивный и высокоморальный Запад сталкивается со своим собственным крахом.
Гонка вооружений началась практически повсеместно. В Великобритании генерал Патрик Сандерс, глава британской армии, предлагает массовую вербовку граждан для отправки на (очевидно, российский) фронт, в то время как новый министр обороны Грант Шаппс даже не удосуживается скрыть экономический оппортунизм призывов к оружию: «[…] эпоха мирных дивидендов закончилась. Через пять лет мы можем рассматривать несколько театров военных действий с участием России, Китая, Ирана и Северной Кореи. […] Во-первых, мы должны сделать нашу отрасль более устойчивой, чтобы мы могли перевооружаться, пополнять запасы и внедрять инновации гораздо быстрее, чем наши оппоненты. Здесь открываются огромные возможности для британской промышленности. Великобритания уже давно стала синонимом новаторских технологий. Мы подарили миру радар, реактивный двигатель и всемирную паутину. Мы не утратили эту творческую искру. Напротив, сегодня Великобритания является одной из трех технологических экономик с оборотом в 1 трлн долл. Но только представьте, что мы могли бы сделать, если бы нам удалось лучше использовать эти скрытые ресурсы, и нашу изобретательность для защиты нашей нации?»
Как и во время Covid, технократы ЕС читают по той же бумажке. Как дети в детском саду, они хором распевают одни и те же воинственные детские стишки. Германия, Франция, Польша и страны Балтии сейчас готовятся к десятилетиям войны против России, и даже Австрия (страна, не входящая в НАТО, чья экономика по-прежнему серьезно зависит от дешевого российского газа) и Швеция (традиционно нейтральная) готовы запрыгнуть на подножку.
Короче говоря, размахивание пугалом русских набирает обороты, и барабаны войны гремят. Прежде всего, это означает, что мы вступаем в эпоху растущей военной задолженности за (предполагаемую) монополию на насилие на многочисленных театрах военных действий, которая, именно потому, что она мотивирована прежде всего финансово, никак не может исчезнуть из поля зрения. Как сказал Джулиан Ассанж в 2011 году, говоря об Афганистане, «цель — бесконечная война, а не успешная война». Этот сценарий сопровождается социально-экономическим и культурным упадком, подавлением инакомыслия и принудительным манипулированием обедневшим плебсом. Но было бы заблуждением полагать, что нарратив о «благородном военном обязательстве» Запада — это всего лишь последний эпизод шоу Netflix, которое мы можем посмотреть с безопасного расстояния наших диванов, возможно, омывая нашу совесть какими-то типичными пацифистскими лозунгами. Потому что чем больше дает сбои модель финансового капитализма, тем больше те, кто продолжает получать благодаря ей прибыль, без колебаний принесут в жертву под «демократическим бомбами» не только «несчастных людей земли», о которых писал Франц Фанон (население, такое как палестинцы, которые уже давно выброшены в нечеловеческие условия существования и вынуждены терпеть бесконечные лишения), но и мирные жители «богатого мира», которых элиты так же высоко ценят, как стадо пасущегося скота со смартфоном, приклеенным к носу.
Теперь постоянный призыв к оружию (против вируса, Путина, ХАМАС, хуситов, Ирана, Китая и всех будущих злодеев) действует как отчаянное и преступное прикрытие для несостоятельной экономической логики, находящейся во власти ее финансового вырождения, и непрерывного управления кредитами с экранов компьютеров Центрального банка. Драму чрезвычайного положения необходимо бесперебойно топить дровами, иначе воздушный шар, несущий «цивилизацию прибыли», лопнет. Иными словами, прибыльность финансового казино, которое отделилось от прибыльности массового труда и заменило ее, все больше зависит от варварства.
Поскольку монетарный метадон, гарантированный психопандемией, заканчивается, проблемы с ликвидностью снова достигают апогея. Денежно-кредитная политика центральных банков по более высоким процентным ставкам рискует провалиться, если, как кажется, баланс обратного РЕПО Федеральной резервной системы (который, истощая ликвидность, выступает в качестве основного индикатора банковских резервов) продолжит резкое падение, в то время как BTFP (Bank Term Funding Program, программа экстренного кредитования, созданная центральным банком США в марте 2023 года для борьбы с кризисом, вызванным банкротством банка Silicon Valley Bank), заканчивается в середине марта. Повторение событий сентября 2019 года, зловеще названное «мартовским безумием», может повысить риск кровопролития на долговых рынках. Здесь важно отметить, что кредиты традиционных банков теневой банковской системе (плохо регулируемой финансовой сфере, населенной пенсионными фондами, страховыми компаниями, хедж-фондами, управляющими активами и т.д.) недавно превысили 1 трлн долл. Получатели этих кредитов – небанковские финансовые компании с высоким уровнем заемных средств – упаковывают и инвестируют их в качестве долга перед все более рискованными субъектами.
Такое увеличение кредитного плеча, уже ставшее причиной кризиса 2008 года, является очевидным индикатором растущей системной волатильности. По данным Совета финансовой стабильности (Наблюдательного органа США), на сегодняшний день теневые банковские активы составляют 218 трлн долл., примерно 50% мировых финансовых активов. В основном это сделки секьюритизации и РЕПО с высоким уровнем заемных средств, которые составляют суть сегодняшней финансовой системы: долг структурирован в еще больший долг; поступательное бегство спекуляций, основанных на долгах, без реальной базовой стоимости. Хрупкость этого механизма очевидна, поскольку неплатежеспособность одного игрока может привести к краху всей пирамиды, что впоследствии спровоцирует крупномасштабную экономическую инфекцию. По этой причине финансовый сектор («карточный домик, построенный на луже бензина») постоянно испытывает жажду ликвидности. Поэтому довольно легко предсказать, что будет дальше: в условиях, когда уже господствует политика QT (сокращение баланса центрального банка), которая по сути является фальшивой – поскольку она компенсируется чрезвычайными программами с фиксированным сроком, такими как BTFT – ФРС (и соратникам) вскоре понадобится рычаг новых крупных чрезвычайных ситуаций, чтобы оправдать снижение процентных ставок и влить в систему свежую ликвидность.
Интересно наблюдать, как западные политические и экономические институты, даже подвергшиеся резкой критике, изображаются средствами массовой информации словно на картине раннего средневековья: без контекста. Они существуют eo ipso, в самореферентной метафизической ауре, которая прививает им иммунитет к отношениям с их реальным окружением. Конечно, в индивидуальном порядке политики и технократы регулярно подвергаются критике и высмеиванию. Однако их руководящие институты, которые в принципе отвечают за выполнение задач, представляющих общественный интерес, остаются неприкосновенными, поскольку они якобы воплощают высшую точку на шкале «наилучших возможных миров». Тем не менее, особенно в свете сегодняшних событий, легко увидеть, как квазисакральный характер либерально-демократического управления скрывает его полную зависимость от движения финансового капитала. Моральные столпы, на которых строится либеральная власть, более очевидно, чем когда-либо, являются продолжением аморальной погони за капиталистической прибылью.
Западный средний класс является пленником своего прошлого, убежденным, что послевоенный либерально-демократический капитализм как модель социальной организации не только фундаментально справедлив, но также вечен и неоспорим. Эта оптическая иллюзия, которая до сих пор приводила к почти безоговорочному доверию к нашим институтам (даже при жесткой критике), понятна: западный средний класс в течение многих лет был объектом самого любящего внимания крупного капитала в контексте выгодного общественного договора, организованного вокруг массового наемного труда и растущих потребительских привычек. Другими словами, капитал сформировал и в то же время эксплуатировал трудовое общество, смоделированное по «идеальному стандарту» рабочего-потребителя, удовлетворенного мечтой о восходящей социальной мобильности. Но это были времена бэби-бумеров, которые до сих пор обманывают себя тем, что они онтологически значимы, хотя на самом деле они всегда оппортунистически интегрировались в послевоенный экономический бум, который, кстати, стал результатом «творческого разрушения» двух мировых войн. И дело в том, что такой «мир» просуществовал в капиталистическом центре около тридцати лет, что подобно трепету крыльев колибри по сравнению с многовековой историей способа производства, который, по словам Маркса, приходит в мир, «источая кровь и грязь из всех своих пор, с головы до пят».
Туман войны, котором теперь снова накрыл нас, скрывает из виду настоящий объект раздора: не врага, с которым нужно бороться, а нашу токсичную зависимость от матери всех современных иллюзий – иллюзии того, что капитал стихийно порождает цивилизованные социальные отношения. Цивилизация, о которой я говорю, — это та самая цивилизация, которая сегодня оправдывает бесстыдное истребление палестинцев. Такое истребление является тем более кровавым, чем больше оно соответствует расистской матрице «модели развития» общества, которая, как правило, навязывает свои ценности, сокрушая тех, кто им не соответствует – включая миллионы обездоленных и угнетенных, которые своим болезненным разнообразием свидетельствуют о самом провале капиталистической социализации. Наши благородные учреждения теперь все чаще действуют как психованные киллеры на ставке крупного капитала. Можем ли мы все еще им доверять?
[1] Признана в России экстремистской организацией.