Есть ли жизнь на Марсе, не ли жизни на Марсе, — наука может это скоро выяснить. Когда до планеты долетит орбитальный аппарат российско-европейской миссии «Экзомарс-2016». И если аппарат нормально выйдет на расчётную орбиту
Одна из задач станции — детально изучить атмосферу Марса и ответить на вопрос, как и в каких количествах распределён в ней газ метан.
«Это — одна из главных загадок Марса, — пояснил директор Института космических исследований (ИКИ) РАН академик Лев Зелёный. — Метан в атмосфере Марса обнаружили российские учёные с помощью наземной аппаратуры. При этом отмечено было, что он не заполняет всю атмосферу, а представлен местами. Словно постоянно выбрасывается в виде сгустков».
А что может создавать такие выбросы? Не исключено, что метан на Марсе возникает в результате деятельности каких-то органических субстанций под поверхностью планеты, где есть запасы воды.
«Данные противоречивы, — оговаривается академик. — Видели мы газ на пределах точности приборов. В любом случае, метана очень мало. Но он характерный газ, быстро разлагается. Значит, что-то его порождает. Мы связываем это с биологическими процессами гниения».
То есть с жизнью? Нет, вот так сразу это сказать — будет чересчур смело. А вот если инструментальные наблюдения позволят связать места выбросов метана с водой, которая может присутствовать под почвой планеты, — то это «будет очень важно для понимания связи с биологией».
«У нас два фактора для поисков жизни — вода и метан, — говорит академик Зелёный. — Пока наши знания немного отрывочные и противоречивые, но в „Экзомарсе“ есть специальный комплекс аппаратуры, который будет точно картировать расположение воды и расположение метана».
Это именно тот случай, когда межпланетная станция может узнать то, что принципиально невозможно точно определить с Земли. Да, собственно, такова миссия любого исследовательского аппарата, отправляемого к чужой планете. Для того их и запускают. Всё верно, да вот беда — именно наши, российские станции давненько не летали к иным мирам…
На сегодня в дальнем космосе вообще нет российских аппаратов. У Венеры — японский «Акацуки». У Марса — группировка из пяти тоже не наших орбитальных аппаратов, на поверхности работают американские марсоходы Opportunity и Curiosity. В поясе астероидов, на орбите Цереры, крутится аппарат Dawn. К Юпитеру подлетает американская «Юнона», Сатурн второе десятилетие изучается в ходе миссии «Кассини», станция «Новые горизонты» недавно передала волшебные снимки Плутон и сейчас летит через пояс Койпера — сборище мелких космических тел, возможно, оставшихся от времён формирования Солнечной системы. Ещё два «Вояджера» за пределы нашей системы выходят, отправляясь в галактическое пространство.
России нет на этом празднике жизни… И признавать это в день 55-летия первого полёта человека в космос — русского человека — довольно горько.
Впрочем, то ли успокаивают, то ли самоутешаются учёные, сегодня прошли времена жёсткого соревнования в космосе, когда непременно нужно было первыми облететь Луну, первыми опуститься на Марс или Венеру. Сейчас есть широка международная кооперация исследователей космоса, и на многих иностранных аппаратах стоят наши приборы. И это даже хорошо, потому что позволяет нам пользоваться результатами исследований, в которых мы формально не участвуем. Как отметил по этому поводу главный научный сотрудник ИКИ РАН Игорь Митрофанов, «не очень широкое присутствие приборов даёт возможность участвовать в большом количестве экспериментов». Например, в проекте «Венера-Экспресс» было 2 российских прибора, но поучаствовать удалось в 7 экспериментах.
А руководитель отдела исследований планет и малых тел Солнечной системы ИКИ РАН Олег Кораблёв обосновал такую практику словами: «У американцев работает уже марсоход третьего поколения. А так как у нас нет ещё и первого, то нам такое сотрудничество очень важно».
Речь шла о «Кьюриосити», на котором стоит российский прибор.
Или взять вот тот же «Экзомарс». Эта миссия первоначально была разработкой Европейского космического агентства (ЕКА) и должна была доставить на Красную планету марсоход и неподвижную станцию, которая сидела бы на поверхности и передавала научные данные. А запустить туда их должна была российская ракета «Союз». Затем в проект вошла НАСА, тут же потянула одеяло на себя. Затем были финансовые проблемы, кто-то приходил, кто-то выходил из консорциума, затем в 2009 году Роскосмос подписал с ЕКА соглашение о сотрудничестве и тоже присоединился к «Экзомарсу». Зато через три года из него вышла НАСА, и лишь тогда, в декабре 2012 года Роскосмос заключил контракты с Институтом космических исследований РАН на разработку российских научных приборов для этой миссии. И, наконец, 14 марта 2016 года аппарат был успешно выведен на дорогу к Марсу. Две критических даты ещё ожидают тех, кто сейчас скрещивает пальцы на то, чтобы «Экзомарс» долетел до Красной планеты благополучно: 28 июля, когда должна осуществиться большая коррекция траектории, и 19 октября, когда орбитальный аппарат должен выйти на орбиту спутника Марса.
Выйдет ли? Это вопрос открытый. Марс, как известно, отличается большой склочностью, особенно по отношению к российским космическим аппаратам. Из 19 отечественных запусков к этой планете полностью не удался ни один! Самый большой успех — «Марс-3» в 1971 году, когда спускаемый аппарат достиг поверхности планеты, но информацию смог передать лишь в течение 20 секунд, да и та расшифровке не поддавалась. Так что когда академик Зелёный говорит: «Марс для нас в отличие от Венеры — новая планета», он лишь констатирует грустную реальность.
С другой стороны, если с помощью российского прибора будет надёжно подтверждено, что под поверхностью Марса, где есть вода, действительно существуют органические субстанции, — это стало бы крупнейшим успехом российской космической науки!
Правда, и тогда достоверные данные даст только посадка на это место нового аппарата и забор им соответствующих проб — бактерий или одноклеточных, которые и рождают метановые выбросы. Чей это будет щуп или бур — тот и та страна и останутся в истории в качестве первооткрывателей внеземной жизни. Готова ли Россия немедленно вооружить такой аппаратурой некий аппарат, который немедленно же готова будет запустить к Марсу?
Пока сомнительно. Но надежда всё же есть. И заключается она в новом — вернее, хорошо забытом старом — отношении власти страны к космическим исследованиям.
«Фундаментальные космические исследования — один из главных приоритетов в нашей космической программе», — заявил на днях журналистам в Москве заместитель руководителя Федерального космического агентства Михаил Хайлов. И это было очень похоже на дежурные чиновные отговорки, но с ним выразили солидарность видные учёные космической отрасли — директор ИКИ РАН Лев Зелёный, директор Института медико-биологических проблем Олег Орлов, представитель МГУ Михаил Панасюк.
«Действительно, произошло главное событие — утверждение Федеральной космической программы, — отметил академик Зелёный. И добавил ещё более важное: Раздел ИКИ подвергся сокращениям, но, надо признать, бережным».
Да, это ещё один фактор, с которым сегодня приходится сталкиваться русской космонавтике, — кризис и сокращения. В России элементарно не хватает денег на — всеми признаваемое необходимым! — финансирование науки вообще и космических исследований в частности. Хоть и «бережные», но сокращения здесь означают переносы за переносами.
Сегодня директор ИКИ РАН с надеждой и удовлетворением говорит, что «мы очень аккуратно и этапно возвращаемся на Луну, и это возврат на новых технологических принципах и условиях — новые носители, новый корабль». Но сколько раз в его заявлениях даты сдвигались, как это у ракетчиков называется, — «вправо»! Так, в 2009 году запуск аппарата «Луна-Глоб» планировался на 2011 год (а «Луна-Ресурс» — на 2012). В 2010-м фигурировали уже, соответственно, 2012 и 2013 годы, в 2011-м — уже 2015-й и так далее. На заседании Совета РАН по космосу в 2015 году он же называл уже проекты «Луна-25, 26, 27 и 28» с датой запуска первого в конце 2017 — начале 2018 годов.
Понятно, что не своей волею академик Зелёный констатировал переносы запланированных стартов. Теперь он объявляет: «Наша цель — к 2030 году доставить космонавтов на орбиту вокруг Луны и сделать посадку на Луну». Удастся ли?
В это хочется верить. И не из дежурного оптимизма, а потому, что наши учёные всё ещё могут делать уникальные разработки, уже изначально «беременные» выдающимися открытиями. Так, рассказывает руководитель ИКИ, в институте занимались научно-исследовательскими работами по разработке посадочных аппаратов на спутник Юпитера Европу, где под ледяной коркой есть океан солёной воды. То же — к другому спутнику, Ганимеду, где также имеются океанические структуры. Мы думаем вернуться на Венеру, говорит академик Зелёный, там имеется масса интересных задач. Например, особенно интересно взрывное развитие парникового эффекта — очень актуальная возможность и для Земли, где нарастает глобальное потепление, потенциально опасное тем же эффектом, что сегодня наблюдается на Венере.
Даже на Луне, где, кажется, всё известно, российские учёные собираются открыть немало нового. «В полярных областях найдены довольно ощутимые запасы воды, они принесены кометами, — замечает Лев Зелёный. — Значит, кометы могли принести и органику. Тем более что соответствующие вещества действительно обнаруживаются в кометах. Но чтобы там найти что-то интересно, надо отправлять на комету космическую станцию, как, например, на комету Чурюмова-Герасименко. А на Луне лежат остатки вещества, может быть, сотен комет, и мы, не гоняясь за ними, получим доступ к их летучим веществам».
С точки зрения же космической медицины полёт к Луне тоже нужен и интересен, подчёркивает директор ИМБП Олег Орлов: «Мы так или иначе в обозримом будущем переходим к межпланетным полётам. Нона данный момент систем обеспечения межпланетных миссий не существует. А полёты на Луну — хорошая возможность испытать и проверить возможности и инструменты для дальнейших межпланетных полетов. Должен быть разработан научно-технический задел, который позволит двигаться вперёд».
Может быть, нам действительно пора ставить перед собой амбициозные задачи в космосе — такие, примером осуществления которых стал полёт Юрия Гагарина? Участие своими приборами в чужих миссиях — это тоже неплохо. Но разве дело, когда страна Гагарина, наука Келдыша, техника Королёва сгрудились сегодня на приступочке у иностранных учёных?
Нам ведь действительно не было преград. Мы действительно стремились пройти «через миры и века»!
Может, мы не разучились делать это снова?