Связь новой технологической революции с появлением новых форм экономической и финансовой активности, изменениями в глобальной промышленности, а также различными социальными и культурными сторонами человеческой деятельности во всем мире становится общепризнанным фактом.
Цифровизация и роботизация производственных процессов изменяет производственные отношения – промышленность становится все менее затратна и ориентируется на дифференцированный запрос потребителя, уходя от конвейерного принципа, характеризовавшего ее на предыдущем технологическом этапе. Обновленные производства перемещаются все ближе к потребителю и требуют все меньше трудовых ресурсов. Промышленный пролетариат – основа социального протеста и ключевые «обездоленные» марксисткой теории становятся небольшой социальной группой с хорошо регулируемыми правами. Как в развитых, так и развивающихся странах, все стремительнее изменяется профиль занятости, и это касается не только промышленности. Новые платформенные сервисы от совместного пользования автотранспортом (каршеринга), до предоставления частных услуг через сеть интернет, позволяют огромной массе людей уйти от продажи своего времени в качестве наемного работника к, по сути, индивидуальному предпринимательству. Когда наличие пользователя в любой инфраструктурной платформе, даже аккаунт в Инстаграм и Фейсбук, превращается в «прилавок» для коммерциализации личных навыков и компетенций.
Подобные экономические новации, впервые за последние сто лет, после того как индустриализация трудоустроила сельских жителей, начали радикально изменять структуру занятости - как в развитых так, по мере проникновения интернета и цифровых технологий, и в развивающихся странах. Подобные изменения всегда приводили к политическим катаклизмам и смене конструкций управления. В ХХ век Европа вступала как доминирующая военная экономическая сила противоборствующих монархий, а уже в середине века это была уже экономическая периферия республиканских по своему строю сверхдержав. Подобные изменения, причем именно с рождением новых управленческих практик, неизбежны при значительных технологических революциях, изменяющих помимо прочего ключевые формы коммуникации и вместе с ними методы политического самовыражения и борьбы. Цели остаются неизменными, но новые формы управления и коммуникаций возникают, сменяя архаичные. То есть цели, достигаемые перешёптыванием в приличных салонах и неприличных борделях XVII века, те же что и у авторов телеграм-каналов XXI века. Тогда и сейчас, помимо важности «попасть информацией в чьи-то конкретные уши», важно было не забывать - «бить по площадям», разрушать и создавать репутации, имитировать динамику общественного мнения. Такой поворот событий за долго до появления интернет-СМИ предсказал Маклюэн.
В подобных условиях резко изменяется тип экономических объединений, называемых корпорациями и цели их деятельности. В древности и возрождении это были, по сути, профессиональные союзы и торговые кланы. В промышленную эпоху производители самых передовых средств: средств производства, транспорта, оружия и резко увеличившиеся бытовых нужд «городской цивилизации ХХ века». Начиная с роста значимости доступа к информации и появления рынка телекоммуникаций – а затем и глобального информационного обмена с фундаментом в виде интернета – вновь возникающие корпорации постепенно осваивают нишу инфраструктурной ориентированности. Имеется ввиду возможность создания цифровой и иной инфраструктуры с помощью, которой (условно -по подписке) компании производители контента и продукции – зерна/автомобилей и др. предоставляют ее потребителям.
В сфере ИТ источник доходов - шеринг чужого внимания, визуальныхили программных продуктов. Так фейсбук в 2017 г. стал крупнейшим провайдером рекламы: доход корпорации от рекламы по итогам 2017 г. выросли на 49% по сравнению с 2016 г., до 39,9 млрд. долл. Реклама составила 97% дохода.
По итогам 12 месяцев на июнь 2017 г, совокупная выручка Apple от доступа к сервисам AppStore, iTunes, ApplePay, iCloud превысила 27,8 млрд долл. при годовой выручке корпорации в 229 млрд долл., те не меньше 12%. Однако динамика роста по сервисам составляла почти + 60%, тогда как по продуктовым линейкам от – 4 до 12%.
Аналогично в конкурирующей с Apple системе GooglePlay (Android Market), принадлежащей корпорации Google заработали не менее 21 млрд. долл. Корпорация получает 30% с продажи каждого стороннего приложения и лишь 70% отдает разработчикам. При этом рост доходов с сервисов корпорация Google старалась держать в секрете и эти данные впервые были раскрыты в результате судебного разбирательства в 1 квартале 2016 г.
В то же время не учитывается и публично не посчитан вклад платформ типа GooglePlay и AppStore в процесс выбора покупателем смартфона, то есть в отсутствии данных платформ вероятность выбора именно этого смартфона ниже. Корпорации единожды создав инфраструктурное предложение не могут из него выйти потому, что сбыт основной продукции привязан к инфраструктурному запросу.
Используя свой уникальный статус «поставщика возможностей» - создания среды и платформ, то есть инфраструктуры, на которой другие - будь то физические или юридические лица, - делают свой бизнес, современные цифровые корпорации имеют уникальный гандикап, которого не было у ключевых монополий предыдущих эпох. Тем не менее стремительно монополизирующиеся рынки старых отраслей также бросают вызов национальным институциям, как например поступает с юридическими претензиями стран Третьего мира корпорация Monsanto, находящаяся в процессе согласования сделки по поглощению Bayer. Выручка объединенной структуры по итогам 2016 года могла бы достигнуть 25 млрд евро. После объединения компании будут совокупно контролировать около 30% мировых посевов. То есть, по сути, объединенная суперкорпорация станет уже не просто производителем продуктов питания, а инфраструктурной корпорацией по созданию биопродукции. Есть и еще примеры: так мировые производители автомобилей довольно успешно пытаются остановить принудительное квотирование производства электрокаров, поскольку создание инфраструктуры электроавтотранспорта находится вне периметра их решений. Таким образом если у корпораций нет возможности влиять на инфраструктуру - то нет и быстрого внедрения нового поколения продукта. И происходит это в весьма консервативной отрасли, где ключевые элементы продукта не менялись со времен Карла Бенца и Генри Форда.
Как мы видим, в разных секторах развитие провайдерских, инфраструктурных направлений – когда сервисы становятся неотъемлемым инструментом предложения корпораций своим клиентам, двигаются не равномерно, но в едином тренде, дающем корпорациям и их руководству огромные возможности влияния на социально-политические процессы в разных странах.
Уже сейчас материальные и политические ресурсы корпораций, особенного быстро переходящих к новому - инфраструктурному типу, зачастую превосходят ресурсы правительств и отдельных лидеров малых развивающихся стран. В крупных странах, при этом, они все упорнее сталкиваются с сопротивлением политических сил, опирающихся на экономических агентов старых отраслей, столь часто совпадающих в электоральном поле с поддержкой консервативных, реакционных частей общества. Яркий пример действия администрации Трампа - разрушение модели трансокеанских содружеств, торговые войны, агрессивный протекционизм. Победа этого типа политиков апеллирует к голосам промышленных штатов США, противопоставлявших себя глобалистски настроенным жителям побережий, отдавшихся свои голоса Хиллари Клинтон. Они служат попыткам уравновесить баланс, остановить критический разрыв между регионами, где расположены крупнейшие современные ИТ-корпорации инфраструктурного типа (западное побережье), финансовые инфраструктурные группы (восточное побережье) и остальной Америкой. Разрыв этот усиливался с каждым годом, так отдельно взятая Калифорния это седьмая экономика мира, превосходящая Францию или Россию, равная по экономическому весу 20 более бедных штатов.
Новые способы применения цифровых технологий не только дают корпорациям уникальные преимущества инфраструктурных монополий и новый, больший информационно-политический вес, которого не было у ключевых монополий предыдущих эпох. Своей деятельностью и заявленными целями они влияют на ключевые макроэкономические параметры крупнейших национальных экономик. Усиливая напряжение, миграцию и социальное неравенство между отдельными городами и регионами (в США и не только).
Будущее корпораций определится тем, удастся ли преодолеть развилку определяющую, какие социальные последствия повлечет в ближайшие 20-30 лет политическое влияние Корпораций:
- это может быть неокорпоративное государство с обновленными тоталитарными практиками контроля и массового социального управления. Первые эксперименты КНР в части социального рейтинга граждан, соглашение американских ИТ-корпораций с АНБ - дают инструменты к подобному развитию событий: все большему сращиванию государственных функций с инфраструктурой ключевых корпораций, которые постепенно синтезируют свои действия с целями национальных бюрократий и политического истеблишмента. При этом неизбежно начнут сбоить системы сдержек и противовесов либерально-представительской демократии, когда руководство государств и корпораций начнет сливаться до состояния слабойразличимости.
- или же либертарианский рай: корпорации развиваются в направлении большей правовой защиты участников своих инфраструктур, создавая новые элементы наднационального права, при этом свобода участников ограничивается незначительно, а ценность лояльности растет, доходя по важности до статуса национального гражданства. Однако подобное размытие института гражданства сделает участников новых либертарианских и индивидуалистических обществ крайне уязвимыми со стороны не угасающей конкуренции между национальными государствами. Смогут ли корпоративные структуры защитить своих пользователей в подобном будущем от более жестких, быстрее согласующих применение насилия государственных режимов - большой вопрос.
В России государство обладает уникальными особенностями, так как само во многом несет на себе отпечаток корпоративной модели управления с минимальным разбросом политических мнений и образов будущего.
Это дает свои плюсы и свои минусы. Важнейшим последствием 27 лет развития российского неокапитализма является фиксация "рентного сознания" значительной массы населения – перераспределение сырьевых богатств и бюджетное финансирование определяют жизнь подавляющего большинства граждан страны. Это особый тип рентного сознания, в том числе приводящего нашу политическую систему в тот вид, который она имеет. При этом реальный корпоративный блок в России - как частного, так и государственного сектора - остается на предыдущем уровне развития, в своих стратегиях декларируя продвижение продуктов, а не создание инфраструктуры доступа к своим продуктам. Единственным значимым отличием является особое положение отрасли добычи и логистики углеводородного сырья, позволяющее на протяжении последних десятилетий говорить о выработке уникальных инфраструктурных принципов позиционирования себя в том числе с международными потребителями и поставщиками, со стороны ведущих корпораций нефтегазового сектора (Газпром, Роснефть, Лукойл, Транснефть и др). То есть корпорациями с новыми, соответствующими текущей технологической волне целями в России, стали только компании предыдущих технологических укладов по сути поставляющих на экспорт продукцию низких переделов. Это парадоксально, но факт.
У подобного, рентного характера формирования ценностей свои издержки. В медийной повестке позитивное решение проблемы пресловутого "образа будущего" потому и не обсуждается, что в прямой конкуренции рабочих мест с максимальной прибавочной стоимостью, у "рентных рабочих рук" - трудовых сил перераспределения, а не создания - практически нет никаких шансов. А значит для большинства россиян будущее представляется в мрачном свете, до тех пор пока возникнет новая структура занятости. Она будет с одной стороны подразумевать массовое создание творческих продуктов и оказание услуг со стороны частных лиц - то есть массовую самозанятость, когда каждый творческий человек становится индивидуальным предпринимателем. С другой стороны, приведет к появлению корпораций нового типа, которые позволят перезапустить приток ресурсов в рентную модель перераспределения.
Модель ренты с новых, еще не развитых инфраструктурных рынков: транспортных и логистических, хранения и обработки данных, создания запасов и системы экспорта электроэнергии, кибербезопасности и других - вполне реализуемы при текущих возможностях госуправления, политической системе и качествах человеческого капитала современной России. Создание новых компаний - перерождение текущих корпораций в инфраструктурные, способно вовлечь максимальное число граждан, сделать структуру занятости соответствующей вызовам современности. Это позволит решить ряд фундаментальных социальных и политических противоречий, помимо увеличения качества и сроков жизни граждан - компенсировать или остановить рост неравенства, впервые за десятилетия после краха советского проекта позволить массе граждан России осознать, чего уникального они несут миру. Условный обходчик железнодорожных путей обслуживает на перегоне где-то в Зауралье рутинную несложную сервисную функцию, но понимание того, что он поддерживает гипотетический мост между Европой и Азией дает ему уникальную нематериальную мотивацию, которая, при правильной корпоративной огранке, может служить поводом измеримого роста качества человеческого капитала. Именно в подобном понимании кроется начало поиска собственной исключительности и претензии на уникальную роль в развитии человеческой цивилизации - которой так не хватает России.
На подобных корпоративных инфраструктурных системах могут вырасти десятки и сотни тысяч новых бизнесов в РФ и других странах с новыми миллионами высокотехнологических рабочих мест. Важно, что ключ к работе инфраструктур будет у российского капитала и российских регуляторов, у элиты России. Подобное будущее невозможно в изоляционистских моделях, а корпорации, направленные на имитацию имопртозамещения вместо создания новых инфраструктурных решений, новых продуктов и сервисов не найдут своего места в новом мире.
Руководство станы публично признает и разделяет риски и возможности, открывающиеся перед страной в этих условиях. «У нас много всего накопилось, кто мешает ее (Россию - АБ) снова сделать молодой, перспективной, устремленной вперед - это все должно быть вычленено и отброшено в сторону», - заявил Владимир Путин на XVII съезде партии «Единая Россия» в декабре прошлого года. И продолжил в инаугурационной речи: "Мы должны идти в ногу с глобальными переменами, выстраивать при этом свою повестку прорывного развития».
Мировые тренды технологического развития неизбежно повлекут создание новой экономической и социальной реальности, приведут к созданию новых политических форм управления. Этот процесс нельзя изменить или уклониться от него, убежать от будущего, запершись на национальном уровне. Изменение целей и форм деятельности корпораций может стать уникальным шансом для России, позволяющим побороться за лидерство во вновь возникающей реальности глобальной конкуренции, уйдя от порочной практики догоняющих модернизаций прошлого.