Вероятно, очень немногие из тех, кто готовится проголосовать на общеевропейских выборах, задумывается о политическом значении своего поступка
Поскольку их призывают избрать некий «европейский парламент», они могут более или менее добросовестно полагать, что делают что-то, что соответствует выборам парламентов стран, гражданами которых они являются. Но следует сразу уточнить, что это совершенно не так. Когда мы говорим о сегодняшней Европе, то прежде всего отсутствует политическая и правовая реальность самого Европейского Союза. То, что это полноценное вытеснение, видно из того, что правда, столь же постыдная, сколь и очевидная любой ценой избегается. Я имею в виду тот факт, что с точки зрения конституционного права никакой Европы не существует: то, что мы называем «Европейским Союзом», технически является межгосударственным пактом, который касается исключительно международного права. Маастрихтский договор, вступивший в силу в 1993 году и придавший нынешнюю форму Европейскому Союзу, является окончательной санкцией европейской идентичности как непосредственного межправительственного соглашения между государствами. Понимая, что говорить о демократии в отношении Европы не имеет смысла, чиновники Европейского Союза попытались восполнить этот дефицит демократии, разработав проект так называемой европейской конституции.
Примечательно, что текст под этим названием, составленный комиссиями бюрократов без какой-либо народной поддержки и одобренный межправительственной конференцией в 2004 году, был решительно отвергнут, когда его вынесли на всенародное голосование, как во Франции и Голландии в 2005 году. Столкнувшись с провалом народного голосования, что фактически сделало так называемую конституцию недействительной, проект был молчаливо – и, возможно, следует сказать позорно – заброшен и заменен новым международным договором, так называемым Лиссабонским договором 2007 года. Само собой разумеется, что с юридической точки зрения этот документ не является конституцией, а представляет собой еще одно соглашение между правительствами, все содержание которого касается международного права и которое они поэтому постарались не выносить на народное одобрение. Поэтому неудивительно, что так называемый Европейский парламент, который избирается, на самом деле не является парламентом, поскольку у него нет полномочий предлагать законы, что полностью находится в руках Европейской Комиссии.
Несколькими годами ранее проблема европейской конституции стала поводом для дебатов между немецким юристом, в компетентности которого никто не мог сомневаться, Дитером Гриммом, и Юргеном Хабермасом, который, как и большинство тех, кто называет себя философами, абсолютно лишен представления о правовой культуре. Против мнения Хабермаса, который считал, что в конечном итоге возможно основывать конституцию на общественном мнении, Дитер Гримм аргументировал так, доказывая, что конституция несостоятельна по той простой причине, что европейского народа не существует и, следовательно, что-то вроде учредительной власти не имеет под собой достаточного основания. Если верно, что конституционная власть предполагает учредительную власть, то идея европейской учредительной власти — это полное отсутствие в дискурсе о Европе.
Таким образом, с точки зрения предполагаемой конституции Европейский Союз не имеет легитимности. Поэтому совершенно понятно, что политическое образование без легитимной конституции не может проводить свою собственную политику. Единственное подобие единства достигается тогда, когда Европа выступает в роли вассала США, участвуя в войнах, которые никоим образом не соответствуют общим интересам и тем более народной воле. Европейский Союз сегодня действует как филиал НАТО (которое сам по себе является военным соглашением между государствами).
Итак, без всякой иронии используя формулу, которую Маркс применял по отношению к коммунизму, можно было бы сказать, что идея европейской учредительной власти — это призрак, который сегодня бродит по Европе, и которого боятся вызывать. Однако только такая учредительная власть могла бы восстановить легитимность и дееспособность европейских институтов, которые – если самозванцем согласно словарям является «тот, кто заставляет других верить в вещи, чуждые истине, и действовать в соответствии с этой верой» – в настоящее время являются ничем иным, как самозванцами.
Другая идея Европы станет возможной только тогда, когда мы разоблачим этот обман. Скажу без притворства и оговорок: если мы действительно хотим мыслить политически о Европе, первое, что нужно сделать, — это убрать прочь Европейский Союз — или, по крайней мере, быть готовыми к тому моменту, когда он, как сейчас кажется, неизбежно рухнет.
Quodlibet, 20 мая 2024 г.