«Le roi règne, mais il ne gouverne pas», король царствует, но не управляет
То, что эта формула, которая находится в центре спора между Петерсоном и Шмиттом о политической теологии и, восходя в своей латинской формулировке (rex regnat, sed non gubernat) к полемике XVII века с королем Польши Сигизмундом III, содержит что-то вроде парадигмы двойной структуры западной политики, мы попытались показать в книге, изданной почти пятнадцать лет назад. И снова в ее основе лежит подлинно теологическая проблема – проблема божественного правления миром, которая сама в конечном счете является выражением онтологической проблемы. В 10 главе книги Λ «Метафизики» Аристотель спрашивал, обладает ли природа мирового целого благом и наилучшим как нечто существующим отдельно (kechorismenon) и само по себе или благо есть ее порядок (taxin). Другими словами, речь шла о разрешении острого противоречия между трансцендентным и имманентным, артикулируя их воедино через идею порядка мирских сущностей. Космологическая проблема имела и политическое измерение, если Аристотель может непосредственно сравнить отношение между трансцендентным благом и мировым целым с тем, которое связывает предводителя войска с воинами, составляющими его, а дом — с взаимной связью существ, которые в нем живут. «Сущее, — добавляет он, — не желает быть плохо управляемым (politeeuesthai kakos)» и «да будет единый властитель (heis koiranon)», который проявляется в нем в виде связывающего порядка. Это означает, что, в конечном счете, неподвижный двигатель из книги Λ и природа космоса образуют единую двуликую систему, и эта сила — будь то божественная или человеческая — должна удерживать два полюса в единстве и быть как трансцендентной нормой, так и имманентным порядком, как правлением, так и управлением.
Задачей средневековой схоластики и, в частности, Фомы будет перевод этой онтологической парадигмы в теологическую проблему божественного управления миром. Существенной для этого является идея порядка. Она выражает, с одной стороны, отношение между Богом и тварью (ordo ad Deum), а с другой — отношение твари друг к другу (ordo ad invicem). Эти два порядка тесно связаны между собой, и, тем не менее, их отношения не так идеально симметричны, как может показаться. То, что проблема снова имеет политический аспект, становится очевидным из сравнения, которое Фома устанавливает с законом и его исполнением. «Как в семье, — пишет он, — порядок наводится законом и заповедями главы семьи, который для каждого из упорядочиваемых существ в доме является принципом исполнения порядка в доме, точно так же и природа природных существ есть для каждого существа принцип исполнения того, что ему причитается в порядке вселенной». Однако как закон, как повеление одного, может быть воплотиться в повиновение множества по отношению к нему упорядоченных? Если приказ — как, по-видимому, следует из неслучайных примеров про предводителя войска и главу семьи — зависит от повеления единого вождя, то как его выполнение может быть вписано в природу столь разных сущностей?
Здесь начинает проявляться апория, которая все в большей степени будет характеризовать как порядок космоса, так и порядок города. Сущности находятся в определенном отношении друг к другу, но это есть лишь выражение их отношения к единому божественному началу, и, наоборот, сущности упорядочены, поскольку они находятся в известном отношении к Богу, но это отношение состоит только в их взаимных отношениях. Имманентный порядок есть только отношение к трансцендентному принципу, но он не имеет другого содержания, кроме имманентного порядка. Эти два порядка относятся друг к другу и основаны друг на друге. Совершенное здание средневековой космологии покоится на этом круге и вне его не имеет никакой последовательности. Отсюда сложная, тонкая диалектика между первичными и вторичными причинами, абсолютной властью и упорядоченной властью, посредством которой схоластика попытается, но так и не добившись полного успеха, докопаться до сути этой апории.
Если мы теперь вернемся к проблеме политического порядка, с которого мы начали и который явно относится к этой теологической парадигме, нас не удивит, что мы обнаружим в ней те же круги и те же апории. Государство и управление, царство и правительство, правление и решение взаимосвязаны, основаны и существуют друг через друга; и, однако – именно по этой причине – их симметрия не может быть совершенной или однозначно гарантированной. Король и его министры, «политика» и «полиция», закон и его исполнение могут вступить в противоречие, и ничто не гарантирует, что этот конфликт может быть урегулирован раз и навсегда. Биполярная машина западной политики всегда находится в процессе разложения и разрушения, постоянно во власти перемен и революций, которые ставят под сомнение ее функционирование и биполярность в той мере, в какой они, кажется, каждый раз подтверждают их.
Примат управления над правлением и администрации над конституцией, который мы переживаем сегодня, на самом деле не беспрецедентен в истории Запада. Своей первой и радикальной формулировки оно достигло при разработке доктрины rex usilis канонистами XIII в. Именно на основе этих разработок в 1245 году папа Иннокентий IV по просьбе португальского духовенства и знати издал буллу Grandi non immerito, которой он отстранил Саншу II от управления королевством, которым тот оказался неспособен управлять, назначив его младшего брата Альфонсу Булонского главой государства, но однако оставив королевские dignitas Саншу. Двойственная структура правительственной машины содержит возможность того, что биполярность, в которой она выражена, может быть поставлена под сомнение, если она перестанет быть функциональной для системы. Показательно, однако, что поскольку ни одна из двух сторон власти не имеет в себе основания, то и в этом крайнем случае королевское достоинство не было отнято. Двойственность легитимности и легальности — лишь одно из свойств этой биполярности: правление легитимирует управление, а между тем легитимность не имеет иного смысла, кроме как обеспечения законности действий и мер правительства.
Quodlibet, 15 марта 2023 г.