Мы обязательно перейдем к более низкой энергетической системе (возобновляемые источники энергии заменяют ископаемое топливо), экономика роста постепенно уйдет в прошлое и ей на смену придет нечто иное
Первая неделя сентября началась с официального возвращения смертельного вируса. Во вторник, 5-го числа, в мировую инфосферу были вброшены фотографии Джо Байдена в черной маске. Одновременно с этим, после того как у троих учеников был обнаружен положительный тест на вирус, в одной начальной школе богатого городка из штата Мэриленд было выдано предписание носить маски из-за новой вспышки Covid. Еще в конце августа маски для лица оставались обязательными для ношения в студиях Lionsgate (Голливуд), Колледже Морриса Брауна в Атланте (с соблюдением социальной дистанции) и Университете Дилларда в Новом Орлеане, а затем и в других общественных местах во всем мире Запада. С 25 сентября каждая семья в США может на дому запросить четыре бесплатных теста на Covid, поскольку администрация Байдена возобновляет программу, которая была завершена в июне прошлого года. Число тестов также выросло и в Великобритании, где отмены авиарейсов из-за Covid, вернули яркие воспоминания о недавнем прошлом.
Первое, что нужно сделать, столкнувшись с гигантской идеологической мощью правящего класса, — это сохранять спокойствие и не упускать из виду глубокую причинно-следственную связь. Означающее «Covid» принадлежит в первую очередь не к семантической области эпидемиологии, а к области социально-экономической и поведенческой психологии. Его внутренней целью всегда было направить нас в мир с «более низкой плотностью энергии», где имплозивный капитализм стремится продлить свою жизнь, закручивая в бараний рог все население. Поток взаимозаменяемых чрезвычайных ситуаций, даже если они чисто гипотетические, подпитывает парадигму страха, которая удерживает нас в подчинении. Манипулирование восприятием в цифровую эпоху стирает границу между истиной и ложью, которая становится неактуальной. Пожалуй, никогда это не ощущается так явственно, как во время все более часто повторяющихся общенациональных учениях по чрезвычайным ситуациям, которые запускаются с помощью сигналов тревоги, отправленных на мобильные телефоны, и бесчисленных строгих напоминаний о том, что мы должны жить в постоянном состоянии «шока и трепета».
К настоящему моменту уже всем должно быть ясно: кризисный капитализм действует как дьявольское упражнение по «управлению бедностью», основанное на контролируемом высвобождении паники, тревоги и вины, дополненное бесконечными отвлечениями и фальшивыми оппозициями. После событий 11 сентября чрезвычайная ситуация стала состоянием массового сознания, которое необходимо систематически поддерживать, чтобы держать плебс под контролем. В этом отношении вирус — лишь один из текущих симптомов коллапсирующей формы жизни. Хотя человечество обладает материальной и интеллектуальной компетентностью для обеспечения базовых прав на пищу, кров и полноценное совместное существование, оно совершенно не может этого сделать, подчиняя эти права слепому стремлению к получению прибыли, порочность которого растет по мере того, как мы приближаемся к полномасштабному экономическому кризису.
Чего нам никогда не скажут средства массовой информации и представители политического класса, так это то, что с 2008 года система надула самый большой долговой гиперпузырь в истории, что, в свою очередь, привело к столь же чудовищному «всеобщему пузырю», от фондовых рынков до недвижимости, тем самым создавая основу для финансового кризиса, который затмит предыдущий на несколько порядков. Никто и никогда не сообщит нам, что за очередной блокировкой (заморозкой ликвидности) финансовой системы последует коллапс экономики и неизбежный общественный локдаун. На драматической встрече, состоявшейся в четверг 18 сентября 2008 года, Бен Бернанке (тогдашний председатель Федеральной резервной системы) сказал знаменитую фразу: «Если мы не сделаем это завтра [закачаем в систему сотни миллиардов долларов], то у нас в понедельник не будет экономики». По сути, именно поэтому нас заставляют принимать, если не активно желать, «низкоэнергетический» капитализм.
Многие помнят, что в сентябре 2019 года, ровно четыре года назад, ставки репо (соглашения об обратном выкупе) резко выросли в одночасье, потрясая ядро теневой банковской системы, зависимой от дешевых кредитов. Чтобы избежать замораживания ликвидности и его эффекта домино, ФРС немедленно начала реанимацию «изо рта в рот» посредством «количественного смягчения на стероидах»: сначала еженедельные, а затем ежедневные вливания денежных средств на сумму в миллиарды долларов. Они заверили нас, что техническая неисправность будет устранена через пару недель, и тем не менее продолжали наводнять банковский сектор непомерными суммами волшебных денег до апреля 2020 года, когда эстафета была передана различным пакетам поддержки во время карантина. В те месяцы природа кризисного капитализма ясно проявилась во всей своей абсурдности: вирус был использован в качестве оружия, чтобы заткнуть рот мировой экономике, в то время как финансовый сектор получил помощь. Именно так самая эффективная экономическая система, которую мы можем себе представить, делает свою алчность «устойчивой».
Осенью 2023 года страх перед пандемией все еще может сработать лучше, чем что-либо еще, в качестве панацеи от избыточного спроса. Скрытая обычным шквалом бессмысленных «новостей», напичканная долгами система снова достигает точки максимального насыщения в ситуации, откуда видно, как мы движемся «от капиталистического производящего общества к неокапиталистическому кибернетическому порядку, находясь на этот раз под абсолютным контролем», как выразился Жан Бодрийяр еще в 1976 году[1] – в то время, когда левые еще не были параноиками по поводу своей паранойи, не поддавшись вездесущему шантажу «теории заговора».
Предсказуемое возвращение масочного режима является симптомом экономического стресса, поскольку в волшебном мире вечного количественного смягчения долг и дефицит может быть пролонгирован только в том случае, если раз в два месяца разворачивается кампания страха, призванная охладить всякий избыток производства и потребительского спроса. Поскольку необходимы дополнительные денежные вливания для поддержки долгового пузыря, который удерживает финансовые рынки от краха, реальный спрос должен быть сжат, чтобы предотвратить инфляционный всплеск, который может легко выйти из-под контроля. Как правило, когда денежные вливания превышают реальную стоимость, созданную в реальной экономике, девальвация денег неизбежна. Сценарий, которого элиты хотят избежать (по крайней мере, на данный момент), изображен в конце фильма Алана Пакулы 1981 года с метким названием «Вся эта дребедень», когда после финансового краха мировые валюты обесцениваются, и во всем мире, независимо от политических границ, разворачиваются беспорядки (Восточный и Западный блоки) или усугубляются экономические различия (развивающиеся и промышленно развитые страны). Неявный урок фильма заключается в том, что для продолжения текущего финансового фарса необходимо пролонгировать стремительно растущие объемы долга, что требует помощи бесконечной последовательности экзогенных «случайностей» – стратегия, которая сейчас настолько отчаянная, что может даже привести к массовым убийствам посредством военной экспансии или другим катастрофическим мерам.
На первый взгляд дела обстоят достаточно плохо. Финансовая система — это спекулятивная черная дыра, в которую необходимо подавать все больше и больше денег, но которую невозможно насытить. Впервые государственный долг США превысил отметку в 33 трлн долл., причем только за последние три месяца он увеличился на 1 трлн. Поскольку мультипликатор долга растет, распродажи облигаций все более увеличиваются в объеме, а это означает, что облигации как таковые (долговые ценные бумаги) теряют стоимость, а их доходность растет. Доходность десятилетних казначейских облигаций США только что превысила 4,5%, самый высокий показатель с октября 2007 года, что оказывает давление на фондовые рынки по мере увеличения рисков. Постоянно растущая доходность облигаций сейчас является серьезной проблемой как для Уолл-стрит (JP Morgan предупреждает о состоянии фондового рынка, напоминающем 2008 год), так и для реального сектора экономики, которые больше не могут рефинансировать выход из долговой ловушки. В какой-то момент вскоре потребуется инфляционная денежная реакция (печать горы денег размером до Луны). Но по своей сути жалкие попытки спасти обремененную долгами систему путем увеличения долга могут только еще больше усугубить проблему. Вышеуказанная картина еще больше усугубляется тем, что Китай и другие страны БРИКС+ сбрасывают казначейские облигации США, а цены на нефть (затраты на энергоносители) растут. Здесь интересно отметить, что многие хедж-фонды шортят (спекулируют на спаде) энергетического сектора, что заставляет задуматься, что они знают такого, чего не знаем мы.
Если мы заглянем немного глубже, то ситуация станет выглядеть еще хуже, поскольку вся экономическая структура уже рушится. Стоит подчеркнуть, что суверенный долг является основой современных финансовых систем, а это означает, что спрос на государственные облигации необходимо постоянно стимулировать – особенно на нерегулируемых рынках репо, где кредитование в основном обеспечено именно государственными облигациями. Ключевая роль кредиторов репо в поддержании ликвидности системы зависит от уверенности в том, что стоимость, которую они получают в качестве залога (обычно казначейские облигации), не упадет слишком резко. Когда это происходит, то запускаются маржинальные требования (требования кредитора выделить дополнительные средства), а затем распродажи (продажи активов по очень низким ценам из-за надвигающегося банкротства) – порочный круг, который обычно ведет к краху, что почти уже произошло в сентябре 2019 года.
Это означает, что, поскольку долг является эпицентром нашего мира, его волатильность потрясает основы всей социально-экономической структуры. Проблема, с которой мы сталкиваемся, заключается в том, что заимствованию капиталистических государств не видно конца и края, поскольку их доходы хронически недостаточны. Однако обслуживание государственного долга предполагает реальный рост, который государство обеспечить не в состоянии. Государство не производит ценность, оно может лишь распоряжаться ею ради общественного потребления. Поэтому ошибочно думать, что центральный банк позволяет государству реально распоряжаться деньгами. С экономической точки зрения полномочия центрального банка являются чисто формальными, поскольку его программы производства денег могут только представлять реальную ценность, но не генерировать ее. Вот почему Маркс определял государственные облигации как титулы фиктивного капитала: «иллюзорные» с самого начала, поскольку они являются «номинальными представителями несуществующего капитала»[2].
Последние четыре десятилетия мы летали на взятых взаймы крыльях - это напичканный долгами, гротескно финансиализированный капитализм, который сейчас работает на пустом месте. То, что у нас осталось, — это фальшивый способ производства, неработающий экономический двигатель, отрицающий свое бессилие. Однако мы можем быть уверены, что, как и предыдущие, нынешний «всеобщий пузырь» тоже лопнет. А поскольку объем фиктивного капитала сейчас намного больше, чем когда-либо в прошлом, вспышка будет гораздо более яркой.
Вышеизложенное во многом объясняет, почему мы так увлеклись морализирующим повествованием о «зеленом транзите» к «низкоэнергетическому» капитализму. Проще говоря, последнее означает больше бедности и меньше свободы для тех, кому не повезло принадлежать к 0,01%. Давайте рассмотрим свежее решение Саудовской Аравии продлить сокращение добычи нефти до конца года, что немедленно привело к тому, что цена на нефть марки Brent превысила 90 долл. за баррель. Стратегические резервы США сейчас находятся на самом низком уровне с начала 1980-х годов, а мировой рынок нефти сталкивается с дефицитом в 3 млн баррелей в день. Несмотря на истерию по поводу ископаемого топлива, нефть по-прежнему остается наиболее эффективным источником энергии для капиталистического двигателя, а это также означает, что когда ее цена растет, она приводит к росту цен на бесчисленные сырьевые товары – продукты нефтепереработки. Это еще один попутный ветер в спину инфляционного джина (утрата покупательной способности), давно сбежавшего из бутылки денежно-кредитной политики, что предполагает, что чрезвычайные ситуации должны быть (повторно) объявлены, чтобы держать под контролем потребительский спрос (особенно на энергию). И, возможно, это просто удивительное совпадение, что решение Саудовской Аравии о сокращении добычи нефти было принято в тот самый день (5 сентября), когда озадаченный Джо Байден предстал перед камерами в маске.
В чем же на самом деле заключается борьба с изменением климата в контексте «капиталистического реализма»? Во-первых, мы быстро движемся к многополярному миру, в котором страны БРИКС+ потребляют больше ископаемого топлива, чем Запад, поскольку они заменили Запад в качестве «мировой фабрики». Этот новый многополярный порядок формировался уже давно и де-факто уже существует. Таким образом, наиболее очевидная практическая проблема с Net Zero заключается в том, что «фетиш роста» глобальной производственной машины экзистенциально зависит от ископаемого топлива (нефти, газа и угля), поскольку его уникальным свойствам не может быть найдено легкой замены, что крайне осложняет переход к возобновляемым источникам энергии (ветряные, солнечные и проч. технологии). Проще говоря, системы возобновляемой энергетики имеют более низкий коэффициент возврата энергии на вложенную единицу (ERoEI), чем системы, эксплуатирующие ископаемое топливо, что теперь признает даже «прогрессивная» либеральная пресса. Таким образом, в обозримом будущем биг-ойл продолжит получать прибыль, поскольку ископаемое топливо составляет около 80% мирового потребления энергии, а нефть является крупнейшим источником энергии в мировой экономике (треть мирового потребления энергии).
Чтобы понять, что поставлено на карту в проблеме изменения климата, нам, возможно, следует начать с некоторых недавно выполненных знаменательных разворотов по отношению к радикальным обязательствам Net Zero, в том числе со стороны Билла Гейтса, Риши Сунака и Ларри Финка (генерального директора BlackRock). История изменения взглядов BlackRock, пожалуй, самая показательная. 26 июня Совет по правам человека ООН подал жалобу на Амина Насера, генерального директора Saudi Aramco, крупнейшей в мире нефтедобывающей компании (98% которой принадлежит саудовскому государству). В письме, которое также было разослано международным финансовым партнерам Aramco (в том числе JP Morgan Chase, Citigroup, Morgan Stanley, BNP Paribas, Goldman Sachs, Crédit Agricole и другим крупным банкам), было предъявлено обвинение Aramco в нарушениях прав человека, связанных с изменением климата, вызванным добычей ископаемого топлива. Два месяца спустя переписка была обнародована и сопровождалась ликующими заголовками всех ведущих западных СМИ. Однако они же поленились сообщить, что в июле 2023 года – всего за месяц до обнародования письма ООН – тот самый Амин Насер, генеральный директор Aramco, был назначен независимым директором BlackRock. Теперь, если мы примем во внимание, что BlackRock является не только ведущим в мире управляющим активами и самой влиятельной экономической организацией на планете (с активами под управлением более 9 трлн долл. США), но и убежденным сторонником декарбонизации, следует ли нам заключить, что Ларри Финк (генеральный директор BlackRock) внезапно отказался от участия в лагере защитников окружающей среды? Не совсем так, поскольку и он, и его новый член правления из Саудовской Аравии ясно дали понять, что они будут продолжать подталкивать компании, работающие на ископаемом топливе, которые они представляют, к принятию планов по декарбонизации, несмотря на отказ от терминологии ESG. Короче говоря, хотя крупный капитал инвестирует во все эти прибыльные предприятия и бойкотирует заявления противников изменения климата, он также «заботится о планете».
Конечно, «капиталистический реализм» по своей сути лицемерен, сочетая в себе «хищную погоню за прибылью с риторикой экологической заботы и социальной ответственности»[3]. В свете неудержимого экономического спада, с которым мы сталкиваемся, официальная экологическая идеология, основанная на благотворном постепенном прекращении выбросов ископаемого топлива, представляет собой псевдогуманитарный фасад, цель которого состоит не только в том, чтобы продвигать бредовый «Новый зеленый курс» как устойчивый (для сверхбогатых) план посткризисного капитализма; но и для того, чтобы сопроводить обедневшее население в цифровой паноптикум, предназначенный для оптимизации массового контроля. В этом отношении переход к «зеленому» цифровому развитию поддерживает «этическое» обнищание и «умный» авторитаризм. Благородный гиперактивизм в сфере борьбы с изменением климата, возможно, ближе, чем ему хотелось бы знать, к продвижению централизованной экосистемы, регулируемой аватарами, токенизированными цифровыми активами, инфраструктурой блокчейнов, бионанотехнологиями, интернетом тел и т.д. Вездесущий «технологический занавес» с его риторикой об «умном» предоставляет прекрасную возможность для тоталитарной десоциализации: постгуманистического растворения индивидуальности и личности, устранения амбивалентностей, стирания различий, уничтожение всякого критического мышления и прекращение сопротивления. Поэтому неудивительно, что даже «нефтяные страны» Ближнего Востока (ССАГПЗ: Совет сотрудничества арабских государств Персидского залива) сейчас стремятся достичь Net Zero (примерно к 2050 году), одновременно стремясь «использовать возможности метавселенной» (подробно описано здесь).
Слепое пятно во всей обличительной речи об изменении климата заключается в том, что капиталистический «фетиш роста» основан на предположении, что ресурсы, как и капитал, бесконечны. Таким образом, «устойчивый капитализм» — это оксюморон, если только мы не поместим его в тоталитарные рамки. Например, глядя на 17 целей устойчивого развития ООН, возникает соблазн прочитать их деконтекстуализированный идеализм как зловещее предупреждение о становлении дивного нового мира. Таким образом, «искоренение бедности» превращается в управление бедностью; «нулевой голод» - в нормирование продуктов питания; «здравоохранение» - в обязательную вакцинацию; «качественное образование» - в подавлении инакомыслия; «доступная и чистая энергия» превратилась в низкоэнергетическую нищету; «достойный труд и экономический рост» привели к растущему неравенству; «устойчивые города и население» - в городской апартеид; «ответственное потребление и производство» привело к массовому обнищанию; «мир, справедливость и сильные институты» превратились в «справедливые войны».
В этом смысле тот факт, что организации по борьбе с изменением климата финансируются крупными финансовыми корпорациями, в том числе самой крупной нефтедобывающей корпорацией, должен, по крайней мере, заставить нас задуматься. Возьмем движение Just Stop Oil. Как в деталях сообщает The Guardian, протестующие из числа Just Stop Oil «получили сотни тысяч долларов со стороны расположенного в Лос-Анджелесе Чрезвычайного климатического фонда (CEF)», который «был основан на пожертвования в размере 500 000 долл. со стороны Эйлин Гетти, внучки Жана Поля Гетти, чья нефтехимическая империя превратила его в самого богатого человека в мире, и что является само по себе источником некоторых разногласий в мире активистов по борьбе с изменением климата». Однако перелеты на частных джетах между различными роскошными домами должны вызывать не просто «некоторые разногласия», но и чувство острой тошноты, за которым в идеале должен последовать серьезный самоанализ. Вместо решения главной проблемы – преступного катастрофического принуждения к экономическому росту – нам скармливают еще одну ложную оппозицию (мы за или против протестующих против изменения климата?), которая сама по себе основана на пропаганде экологии как «нового опиума для народа».
Должно быть ясно, что «низкоэнергетический капитализм» приносит значительный побочный ущерб. Группа климатического лидерства C40 Cities, финансируемая все теми же «обычными подозреваемыми», требует резкого сокращения потребления жителей городов, якобы ради того, чтобы удержать повышение температуры ниже 1,5 градусов и избежать «климатической катастрофы». Предполагается, что эти цели будут достигнуты к 2030 году, что затронет цены на такие категории товаров, как автомобили, авиабилеты, бытовая техника и продукты питания. Например, в докладе C40 рекомендуется «полный отказ от мяса и молочных продуктов», поскольку это «согласуется с доказательствами того, что эти группы продуктов питания обычно связаны с самым высоким уровнем выбросов и не являются необходимыми для здоровья человека». Короче говоря, сокращение выбросов, связанных с потреблением, требует «значительных изменений в поведении», что фактически равносильно внедрению на практике умной версии мошенничества под названием Covid. Неудивительно, что проект «15-минутный город», изначально задуманный в 2016 году, приобрел популярность во время карантина. Как всегда, прогнозируемые цифры переполнены неотразимой гуманитарной привлекательности: «употребление меньшего количества мяса и большего количества фруктов и овощей может спасти 170 000 жизней в год, что эквивалентно 600 миллиардам долларов, исходя из экономической ценности жизни»; «сокращение количества молочных продуктов может сэкономить 19 миллиардов кубических метров пресной воды в год» и «460 миллионов квадратных метров земли в год, что эквивалентно территории размером с Испанию или 32 миллиардам деревьев»; и т.д. Поскольку большинство людей беззащитны перед лицом этих цифр, стремление «спасти планету» заставляет их с удовольствием принять собственное вынужденное обнищание.
Возможно, пришло время признать, что Net Zero встроен в (начиненный взрывчаткой) экономический пирог. Развертывание экологического нарратива должно быть контекстуализировано требованием менеджмента чудовищного долгового бремени, которое сопровождает упадок нашей цивилизации, вызывая, среди прочего, уничтожение фиатных валют. Здесь приходит на ум знаменитый афоризм Адорно из «Негативной диалектики»: «Мировая история ведет не от варварства к гуманизму, а от рогатки к мегатонной бомбе».
Страны всего мира отчаянно пытаются сдержать последствия своей хронической зависимости от печатания ничем не обеспеченных денег, чья бредовая цель – сохранить несостоятельную систему. Но теперь они не только используют меры традиционной политики жесткой экономии (которая уже давно доказала свою неадекватность), но посредством принятия чрезвычайных мер и сфабрикованных конфликтов. Всякая политическая ответственность делегируется последствиям внешних кризисов. Централизация капиталистического правления извращенным образом сочетает в себе подачу ликвидности в систему, основанную на долге, с одной стороны, и удушение потребительского спроса — с другой.
Само собой разумеется, что данная стратегия полностью игнорирует катастрофическое внутреннее противоречие капиталистического накопления. В конечном счете, авторитарная попытка справиться с крахом денег как средства сбережения проистекает из того факта, что рабочая сила, субстанция капитала, устарела в результате головокружительного роста технологических инноваций (науки производства) после Третьей промышленной революции, состоявшейся в 1970-е годы. Именно в этот более широкий контекст мы должны поместить нынешний переход к «капитализму с низким энергопотреблением» для масс. Последнее коренится не просто в «пике нефти», который также является важным фактором, но, по сути, в «пике рабочей силы», поскольку создание стоимости в капиталистических терминах зависит от сжигания человеческой энергии: «производительных затрат человеческого мозга, мышц, нервов, рук и т.д.»[4] Что касается пиковой рабочей силы, нельзя отрицать, что мир все больше населяют «бесполезные едоки». Примечательно, что в США наблюдается рекордное количество бездомных и неактивной (не ищущей работу) рабочей силы. Последний – «уже не работающий класс» – насчитывает сегодня около 100 миллионов взрослых (против 161 миллиона работающих или ищущих работу), и это на 58% больше, чем в 1990 году. В то же время 36% американцев не имеют никаких сбережений, а еще 19% имеют сбережения менее 1000 долл. Если мы добавим к этой мрачной картине неумолимое тиканье долговых часов США, то должно быть ясно, почему наша «система роста» поддерживает «низкую энергетику», что в капиталистических терминах может означать только одно: рост бедности.
В то время как капиталистические социальные отношения материализуются в подталкиваемых конкуренцией анонимных рынках, и господствующей ныне архитектурой «денежного водопровода», способность капитала к саморасширению зависит от рынков труда, на которых покупается трудовой товар для использования в качестве «сырья» ради капиталистической валоризации. «Прекрасная машина», конечно, должна извлекать энергию из сырья как такового (от ископаемого топлива до лития, никеля, кобальта и т.д.); однако в первую очередь она питается за счет материального сгорания человеческого труда. Только эксплуатируя наемный труд, производящий товары, капиталист может получить два (реальных) доллара из одного. Как лаконично выразился Дэвид Гребер: «Автоматизация действительно привела к массовой безработице. Мы просто закрыли этот разрыв, добавив фиктивные рабочие места, которые фактически создаются из ничего»[5]. Поэтому-то эпохальный кризис рабочей силы как своего рода сырья является основной причиной текущего краха.
Сегодня во многих регионах мира система товарного производства уже бесповоротно разрушена. Компенсаторная ориентация на спекулятивные прибыли, которые никогда не будут иметь реальный эквивалент, является тем, что требует перехода к тому, что я испытываю искушение назвать «тоталитарным гуманизмом», узаконенным непреодолимыми, научно обоснованными нарративами о глобальных катастрофах и неизбежных мерах. Инкорпорирование масс в мир современного гражданина представляло собой процесс адаптации, который принуждал человеческое сознание к форме жизни под названием «общество труда» (как капиталистическое, так и социалистическое). В этом отношении современные диктатуры ни в коем случае не являются исключением из демократии, а являются проявлением мимолетного характера самой демократии. Теперь ясно, что демократические системы не могут регулировать деструктивные силы, свойственные для текущих экономических отношений. Скорее, каждый член глобального общества априори определяется либо как экономический конкурент, либо – что более важно в сегодняшних взрывоопасных условиях – как экономический излишек, чьи потребительские привычки должны быть немедленно умерены и тщательным образом учтены, если не еще хуже.
Из-за беспрецедентной концентрации богатства и власти элиты используют изощренные методы манипуляции, с помощью которых им удается заставить замолчать или дискредитировать инакомыслящих, одновременно продвигая «гуманитарные решения» – что всегда делают тоталитарные режимы. Левые, купающиеся в океане интеллектуальных нечистот, вносят большой вклад в создание этой новой нормальности. Если в недавнем прошлом левые нисколько не боялись осуждать коррумпированную природу существующих властных отношений, то теперь они всем сердцем поддержали «революцию правящего класса»: агрессивную реконфигурацию условий своей возможности. Еще пару десятилетий назад левые по крайней мере сохраняли интеллектуальное достоинство, чтобы отвергать политику соглашательства. В своем выступлении в 1993 году политический теоретик-марксист Майкл Паренти все еще мог сказать то, что является очевидным для здравого смысла и тем не менее является анафемой для сегодняшней оппортунистической «левокритической» среды: «Ни один правящий класс не смог бы выжить, если бы он не относился со вниманием ко своим собственным интересам, сознательно пытаясь предвидеть, контролировать или инициировать события внутри страны и за рубежом, как открыто, так и тайно. Трудно представить современное государство, в котором не было бы никаких заговоров, никаких планов, никаких махинаций, обманов и тайн во властных кругах».
Кажется, мы окончательно лишились способности задуматься о том, насколько безумным является наше нынешнее положение. Если левые по большей части оппортунисты или вступают в сговор с властью, большинство критически настроенных фигур призывают попросту к «лишению власти финансовой аристократии», чтобы капиталистический двигатель мог снова начать работать на всех цилиндрах. Это узкий взгляд, поскольку он упускает из виду важнейшее понимание объективного измерения текущего способа производства – натурализованного системного принуждения, посредством которого «капитал […] работает в направлении своего собственного распада»[6]. Финансовый аппарат может быть упразднен только путем преодоления капиталистических отношений как таковых. Хотя нет никаких сомнений в том, что разрушительный курс нашего мира активно управляется, мы не должны путать аморальных технократов капитала с аморальными стремлениями капитала. Зло глобальной плутократии является субъективным продолжением объективного насилия системы.
Крах нашей цивилизации является результатом инерционного движения векового закона саморасширения капитала. Этот закон скорее внутренний и имманентный, чем внешний и трансцендентный – то, чего марксистские движения с их упором на пролетарскую революцию никогда полностью не осознавали. Хотя способ производства нуждается в субъективной регуляции, в то же время он действует на автопилоте. Достигает ли он своей цели путем эксплуатации человеческого труда, развязывания войн или спекуляции финансовыми активами, совершенно не имеет значения с зашоренной точки зрения капитала. Это означает, что, строго говоря, нынешний имплозивный процесс вызван не социопатическими элитами, которые на самом деле лишь виновны в циничном управлении им. Сам по себе коллапс скорее является следствием тектонического сдвига, который подрывает производственные условия возможности системы, поскольку технологическая производительность в настоящее время значительно вытеснила производительность, основанную на труде (создающую стоимость). Присвоение капиталом технологий в своих человеконенавистнических целях превращает потенциальное благо в несчастье. Герберт Маркузе понял это в 1964 году, еще до того, как разгорелась Третья промышленная революция: «Похоже, что автоматизация до пределов технических возможностей несовместима с обществом, основанным на частной эксплуатации человеческой рабочей силы в процессе производства»[7]. Горькая ирония заключается в том, что именно сегодня минимальное количество человеческого труда может удовлетворить базовые потребности всех членов нашего общества.
[1] Бодрийяр Ж. Символический обмен и смерть. М., 2000.
[2] Маркс К. Капитал. Том 3.
[3] Фишер М. Капиталистический реализм. Екатеринбург, 2010.
[4] Маркс К. Капитал. Том 1.
[5] Грэбер Д. Бредовая работа.
[6] Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов.
[7] Маркузе Г. Одномерный человек.