Кандидат искусствоведения, доцент НИУ ВШЭ. Эксперт в области брендинга и визуальных коммуникаций Павел Родькин рецензирует книгу Дэйва Эггерса «Сфера»
«Сфера» в утопии Дэйва Эггерса — название «самой привлекательной в мире» компании, являющейся собирательным образом существующих корпораций, меняющих наше будущее. Роман удостоен похвал со страниц The Wall Street Journal, Newsweek, The New York Times и других авторитетных медиа. Ирония заключается в том, что хвалят его практически тем же языком и те же структуры современного информационного капитализма, которые в романе и претворяют в жизнь утопию Эггерса.
В отличие от классических антиутопий, написанных британскими интеллектуалами, наподобие «Дивного нового мира» Олдоса Хаксли, «1984» Джорджа Оруэлла или «1985» венгерского писателя-диссидента Дьердя Далоша, Эггерс пишет для молодежной аудитории, используя понятный для нее язык, стилистику и сюжет. В «Сфере» нет глобальных конструкций политического или идеологического переустройства мира. Современное общество больше невосприимчиво к зловещим фантазиям Оруэлла, а в новом мире социальных сетей и потребительских сервисов ничего подобного быть не может, так как они для многих и есть пространство подлинной свободы.
Кооперативный лозунг новой утопии звучит так: «ВСЕ СОБЫТИЯ НУЖНО ЗНАТЬ», потому что «все должны иметь право знать всё и располагать необходимым для этого инструментарием». Но что дает это знание? Оно превращается в «бесконечные пустые калории в социально-цифровом эквиваленте» — эти слова Эггерс вкладывает единственному герою, который предпринял наивную попытку вырваться из новой реальности.
Новая добропорядочность выводится из обязательного сетевого участия и прозрачности, ими же открывается доступ к социальным благам, вроде хорошей корпоративной медицинской страховки (что еще предстоит ощутить на себе российскому обществу) или «веганского» меню в корпоративном кафе. Эггерс продолжает линию Хаксли о комфорте и удобстве, которыми оплачивается несвобода, тень Оруэлла возникнет только в самом конце. Путь от единой учетной записи до исправления демократии проходится очень быстро и очень безболезненно. Но ни сложить паззл, ни просчитать последствий герои романа (главная героиня романа Мэй — типичный представитель этого поколения) не в состоянии. Главной проблемой становится: как поднять собственный сетевой рейтинг, как улучшить мир, доведя его до совершенства и полной прозрачности, и как передать грустные смайлики силам безопасности Центральной Гватемалы.
Эггерс описывает самовлюбленное и атомизированное общество технологических идиотов, ведущих интеллектуально бессознательное существование, и в этом отношении роман чрезвычайно реалистичен. Появись корпоративные лозунги «Сферы» на самом деле, в них поверили бы сразу. «Сфера» уже победила, качественный разрыв между поколениями практически завершен: «дети» не способны понять «отцов». Юные «сфероиды» Эггерса и «атланты» Айн Рэнд не могут воспринимать ни длинные тексты, ни отсылки к знанию прошлого, ни хоть сколько-нибудь осмысленную критику новых технологических и социальных феноменов. Ставя под сомнение политические «лозунги», новое поколение совершенно беспомощно перед «брендами». Нет такой ахинеи, которую корпорации не скормили бы нынешним 20-ти и 30-тилетним, принимающим все неолиберальные догмы некритически, беспрекословно и с колоссальным оптимизмом.
Корпоративное будущее и новые технологии оказываются вне подозрения, сомневаться в них не допустимо, кощунственно и антисоциально. Критики же уже заранее объявлены параноиками с шапочками из фольги (типичный аргумент «сфероидов» в романе), собственно, с критикой новых «прогрессивных» технологий сегодня и можно выступить разве что только в форме романа. Нынешнему обществу характерно агрессивное незнание, особенно когда речь заходит о критическом анализе процессов социальных трансформаций. Но выхода уже нет, прозрачность повсеместна, от нее не спрятаться, параллельного общества как представляет себе Мерсер, бывший и не очень то приятный парень Мэй, не может быть создано. Мерсер не может спрятаться, он гибнет, преследуемый дронами, что не вызывает ни у кого моральных угрызений.
Хронология антиутопий причудлива, устроив себе сетевой «1984» год, хипстеры и атланты неизбежно устраивают себе цифровой 1937-й. Ведь функцией системы является не только надзор, но и наказание. Прозрачность порождает знание, а знание — власть, субъектом которой, правда, считает себя каждый сетевой комментатор. «1984» год устроят не банкиры и политики, не зловещая внутренняя партия, а инфантильные, закомплексованные, эгоистичные, фанатичные идиоты и кретины, каковой в сущности и является Мэй. Они радостно, с подобающим корпоративным пафосом оптимизмом надевают на себя поводок нового технологического рабства.
Следующий уровень сетевой прозрачности и «демократии», к которому ведет неумолимая логика целостности «Сферы», напрямую выводит читателя к одной из главных идей «1984».С кривой ухмылкой Оруэлл наконец выходит из сумрака: «На мониторе, который следил за происходящим в мозгу у Энни, взорвалось новое цветовое пятно. Мэй пощупала Энни лоб — их разделяет всего-навсего плоть, но поразительно, сколь велика дистанция. Что творится в этой голове? Ну честное слово, подумала Мэй, как бесит, что мы этого не знаем. Это оскорбляет, это обделяет — и ее, и весь мир. Надо бы срочно обсудить это со Стентоном и Бейли, с Бригадой 40. Поговорить про Энни: что за мысли она там себе думает? Почему нельзя выяснить? Мир никак не заслуживает меньшего и ни минуты не желает ждать».
Эггерс Д. Сфера. М.: Фантом пресс, 2014. 448 с.