Нашу страну винят за то, что она состоялась и посмела заявить о наличии своих национальных интересов
Должна ли нас удивлять реакция российской «творческой интеллигенции», либеральной и псевдопатриотической общественности на события в Австралии? Еще недавно, буквально на днях они хором кричали, что Путин, мол, «сдал Новороссию» и все пропало. Сегодня они пребывают в восторге, поскольку, раз Путин «не стал сдавать Новороссию», с ним отказались здороваться за руку два премьер министра и один губернатор. Шизофрения сознания российских маргинальных политиков налицо. Тем более, что это поведение так называемой российской оппозиции дает нам прекрасную возможность понять, как именно нужно относиться к поведению организаторов и ряда участников саммита G20.
По крайней мере, все произошедшее однозначно говорит само за себя: Путин столкнулся с хамским поведением австралийцев и прочих представителей англосаксонского мира только из-за жесткой позиции нашей страны по вопросам национальной безопасности. Если бы Путин «сдал Новороссию», еще лучше — сдал Россию — конечно, никакой враждебности к себе он не почувствовал бы.
На саммите мы встретились с консолидированной антипутинской, а шире — антироссийской — манифестацией. Я бы даже сказал демонстрацией недовольства самим фактом существования России как таковой. Ни разу в нашей новой истории подобной ситуации не было: ни когда Борис Ельцин воевал в Чечне, ни после броска наших десантников на Приштину, ни даже в первый период правления Путина, когда опять же звучала очень жесткая антироссийская риторика из-за борьбы с сепаратизмом в Чечне.
Сегодняшняя ситуация тем более вызывающая. В качестве претензии нам предъявляют катастрофу «Боинга», который, как мы понимаем, с вероятностью в 99% был сбит украинскими военными. Недовольство высказывается действиями России на Украине. Но это соседнее государство всегда было и будет зоной нашего влияния, зоной наших интересов. Тем не менее, сегодня уже ясно, что эти набившие оскомину вопросы отнюдь не являются главными темами обвинений России.
Нашу страну винят за то, что она состоялась и посмела заявить о наличии своих национальных интересов. Теперь Москву пытаются поставить на место, заставить признать, что никаких национальных интересов у нее нет, или же они лимитируются границами страны, если не границами Московской области. Это — серьезный вызов. Украинский конфликт здесь лишь маркирует, сможет ли РФ настоять на том, что право имеет, либо будет лишена этого права, да и других прав.
Посмотрите на последние события вокруг российских границ. Нагнетается ситуация в Нагорном Карабахе, ухудшается положение в Афганистане… Везде, где стоят или стояли базы США, где действуют западные спецслужбы, ухудшается внутриполитическая ситуация. В тех государствах, где находятся наши вооруженные силы, точно также нагнетается обстановка. Это очевидное наступление. Это — попытка помешать России занять свое законное место в мире. Запретить отстаивать свои национальные интересы.
Безусловно, работа идет и по внутреннему контуру. Серьезнейший вызов, с которым столкнулся Путин, это сигнал российской элите, той ее части, которая с недовольством смотрит на ограничения владением имуществом за рубежом, и прочее. Это месседж для элит, который сигнализирует о том, что лидерство Путина в мире оспаривается. По сути, это призыв к консолидации либеральной, завязанной за Запад, части элит к консолидации против Путина.
В связи с этим возникает несколько внутриполитических задач. Первая — необходимо продолжить консолидацию общественного мнения вокруг Путина, потому что вызов брошен не только ему, но и всем нам, всей России. Вторая — обеспечение лояльности федеральных групп элит, наиболее обеспеченных групп элит и оттеснение на периферию тех, кто нелоялен. Третья — консолидация лояльных групп элит с обеспечением расширения лояльности наклиентелы этих групп элит. Четвертая — достижение общественного консенсуса между приоритетными группами российского общества, лояльными власти, и лояльными группами элит вокруг общего образа будущего России и вопросов обеспечения безопасности этого нашего совместного будущего.