21 июля социалистическое правительство Франции — при президенте-социалисте, — наплевав на миллионные забастовки электората собственной партии, утвердило без голосования в парламенте новый трудовой кодекс
...резко ухудшающий положение наёмных работников, ослабляющий профсоюзы и столь же существенно расширяющий возможности работодателей.
22 июля первый заместитель главы кремлёвской администрации Вячеслав Володин выдвинул «пять принципов» ведения предвыборной борьбы, введя в обиход термин «политическая коррупция». Последний был расшифрован с помощью аристотелевской максимы «Покупающие власть за деньги привыкают и потом извлекать из неё прибыль». В частности, имеется в виду практика, когда кандидат в депутаты, не имеющий необходимых ресурсов для предвыборной борьбы, заручается поддержкой «денежных мешков», интересы которых ему затем приходится лоббировать. Оборотной стороной такой практики является «политтехнологизация» избирательных кампаний, когда борьба за голоса избирателей подменяется соревнованием пиар-технологий и коррупционных ресурсов: кто выстроил более надёжный доступ к местному чиновничеству и СМИ, тот и победил. В итоге к власти приходит купленный популист, интерес народа к парламентаризму угасает, а в выигрыше оказываются те, для кого власть и деньги — одно и то же.
Две разрозненные картинки мирового полит-калейдоскопа объединяет породивший их «кризис отчуждения», в результате которого политические элиты на Востоке и Западе были в минувшие десятилетия оторваны от избирателя, а последний лишился практически всех механизмов влияния на власть. Оба эпизода были удостоены внимания блестящих перьев отечественной политической публицистики, анализ которых полезно здесь пересказать.
Даёшь политпросвет!
Самоубийственное, на первый взгляд, поведение французских социалистов, которые «успешно защитили капитал от работников», разбирает на сетевой площадке «Ум+" Виктор Мараховский в статье «Вернуть политпросвет».
Отмечая, что всё «наказание» социалистам от электората сведётся к тому, что на несколько лет те просто отойдут от власти, автор констатирует, что никакой «собственной» партии у избирателей, вынужденных вечно менять шило на мыло, нет. Причину такого «исхода масс из процесса непосредственного участия в своей судьбе» Мараховский видит в их политической разобщённости, последовавшей вслед за исчезновением гигантских — и сплочённых общим интересом — трудовых коллективов в результате «пост-индустриальной революции».
До поры до времени такой отказ от прямой демократии в обмен на всеобщее благополучие и безопасность устраивал как власть, так и народ. Однако в последнее время, на фоне явной утраты безопасности и столь же очевидного экономического кризиса, компромисс грозит распасться. И, поскольку нормальные механизмы общения народа и партий утрачены, к власти на Западе могут прийти, к ужасу всего мира, «лишённые тормозов политкорректности» радикалы.
Что касается России, то у неё, как замечает автор, сегодня нет запаса прочности для аналогичных компромиссных имитаций, и поэтому ради сцепки государства и общества решено насытить первое вторым — вовлечь «в реальное управление настоящих представителей большинства», то есть «всех общественных групп с «мобилизационным потенциалом». Но чтобы это не выродилось тут же в позднесоветский «одобрямс», нам и нужно системное и адекватное политпросвещение масс, заключает Мараховский.
В свою очередь, «пяти принципам» от кремлёвского куратора внутренней политики посвятил сразу несколько публикаций на своём сайте политолог Алексей Чадаев. В работе «Политейя Вячеслава Володина» эксперт разбирает несколько «раундов» занимательной игры «власть против денег», в которой Кремль пытался разными методами достичь единой цели — исключить из политической жизни России «фактор Ходорковского», который «коммерциализировал» как избирателей, так и их избранников.
Здесь, однако, Чадаев приходит к той же печальной констатации: большинство избирателей в России «в принципе не очень понимает, зачем нужна Госдума, зачем им там нужен свой депутат, в чём разница между кандидатами Петровым и Сидоровым, и какого лешего им вообще в воскресенье отрывать задницу от дивана и идти голосовать за тех, кто „всё равно ничего не решает“». Ситуацию не спасает даже возвращение одномандатников, поскольку те вынуждены превращать своё общение с избирателями в «мелкую расторговку»: «забор нам покрасьте, а мы, так и быть, за вас проголосуем» — тогда как депутат Госдумы, по мысли политолога, «нужен не для заборов, а чтобы писать и принимать законы, по которым вся страна живёт».
В качестве решения предлагается всё тот же политпросвет: «объясняйте, просвещайте, убеждайте», «повышайте политическую грамотность своих избирателей», «превращайте бюджетников в граждан».
На этом я заканчиваю пересказ замечательных авторов и хочу предложить им, в качестве подопытного избирателя, себя самого. Дело в том, что я никак не могу разобраться, зачем лично мне нужны предстоящие выборы, партии и «парламентская демократия» как таковая. Уважаемым экспертам мои возражения покажутся наивными — тем лучше. Прошу, начните политпросвет с меня.
Детские вопросы
Прежде всего, мне и правда хочется выяснить, зачем — для покраски ли забора, для принятия ли законов — нужны аж 450 дорогих пиджаков, которые этой осенью ещё на пять лет займут в центре Москвы бывшее здание Госплана. Заборы — это печаль муниципалитетов, и нет, я не верю, что галочка в избирательном бюллетене способна контролировать их работу лучше, чем надзорно-карательные органы. Ещё менее компетентными депутаты любого уровня представляются на законотворческом поле, особенно если его опять будут составлять, по словам Чадаева, «врачи, учителя и прочие безденежные кандидаты».
Возможно, в утопической схеме всё работает неплохо: политически подкованные граждане разделяются по партиям, отстаивающим их жизненные интересы, партии состязаются, формируя из компетентных людей сперва депутатский корпус, а затем и органы иных ветвей власти, вплоть до президента, в результате чего государство проводит политику в интересах победившего большинства. Однако, сдаётся мне, что в реальной жизни главный наш жизненный интерес сегодня — не превратиться в Украину. И в частности — любой ценой избежать украинского парламентаризма, главной задачей которого даже в оптимальном изводе является, так уж мне мнится, сдерживание нации в разделённом состоянии «войны всех против всех» и канализация социальной энергии миллионов людей в многолетний просмотр шоу «Драка за трибуну».
Мысль о том, что парламент вообще может кого-то представлять и «проводить интересы избирателей», кажется мне манипулятивной даже на уровне образцовой схемы. Если депутат жёстко, под угрозой немедленного отзыва, исполняет все установки родной партии в интересах её подкованного электората, то зачем вообще держать в Госдуме так много «принтеров»-однопартийцев? Достаточно и одного человека от каждой пробившейся в парламент партии, у которого всегда была бы соответствующая доля голосов. В самом деле, если сегодня Госдума полностью контролируется «единороссами», то зачем она вообще нужна? Пусть штаб победительной партии и принимает законы.
В противном случае, депутатов следует признать подлинно независимыми, то есть не уязвимыми даже для окриков выдвинувших их сил. И что же, в таком случае, заставит избранников дёргаться? Собственные идеалы? Принципы служения? Не проще ли тогда делегировать подобных стоиков в иные органы, в которых одни были бы приставлены к профессиональным сочинителям законов, а другие мониторили бы общественные настроения — например, через прекрасно работающую систему соцопросов?
Конечно, интересы граждан должен кто-то отстаивать. Но если мы не говорим о революционных преобразованиях, для которых парламент всё равно не годится, то в самом сложном вопросе — о деньгах, собственности и перераспределении благ — такую функцию вполне могли бы взять на себя профсоюзы и суды. Только настоящие, работающие, а не имитационные.
Проблема ещё и в том, что в современном сложно организованном обществе даже подкованному человеку сложно отыскать ту политическую силу, которая представляла бы весь комплекс его интересов. Вопреки ужастикам резонёров, современный избиратель превратился в сложный политический субъект. Один и тот же человек способен быть сразу левым и правым. Он может желать одновременно больше храмов и больше научных школ, любить пиво и футбол, ненавидеть рушащих памятники бандеровцев и требовать вынести Ленина из Мавзолея, презирать российский олигархат и симпатизировать Трампу, в грош не ставить экологов и подписываться за перенос мусоросжигательного завода, жаловаться на слабую «мягкую силу» России и не понимать прощённый долг Кубе, гордиться нашими достижениями в области равенства полов и смеяться над европейскими министрами обороны в юбках, ратовать за бесконтрольную свободу в Интернете и за ужесточение борьбы с терроризмом, мечтать о возрождении отечественного кино и скачивать новые фильмы с торрентов — и не видеть в этом никакого противоречия. Ну, и какая партия смогла бы аккумулировать весь этот комплекс идей, не развалившись на следующий день от внутренних раздоров?
Так что же теперь, народу вообще права голоса не давать, отменив любые выборы? Вовсе нет.
Во-первых, существует лучший, на мой взгляд, инструмент «прямой демократии» — референдум. Да, он также подвержен махинациям политтехнологов — но уж точно в меньшей степени, чем выборы, на которых избиратели не конкретный вариант решения выбирают, а лишь делегируют во власть того, кто это будет делать за них.
А во-вторых, остаются ведь выборы главы государства. Всем прекрасно известно, что в президентской республике под названием Российская Федерация, где вся власть, по сути, принадлежит Кремлю, именно президентские выборы, а вовсе не парламентские, определяют, куда в ближайшие семь лет будет двигаться страна.
Таким образом, подлинное народовластие — то есть вовлечение народа в избрание собственной судьбы — вполне достигается независимыми судами, сильными профсоюзами, регулярными референдумами и честными выборами президента, сильной власти которого вполне достаточно, чтобы контролировать принятие законов и покраску заборов. Разве нет?