Я беспокоюсь, что может получиться как всегда: «Через полгода сдаем объект и побежали!»
Мне удалось пообщаться с людьми, которые принимали решения. Я их спрашивал: «Где?» Речь шла о вещах, которые очень хорошо были прописаны в задании и которых мы не нашли на выходе – касающиеся археологии, ландшафтно-визуального анализа, то есть достаточно практических вещей. Они мне отвечали в духе: «Мы в курсе, потом все доделаем». Если они действительно будут доделывать, то все еще только начинается. Но мне кажется, что с этих вещей стоило начинать, они должны были лежать в основе. Надо было плясать от них, а не принимать их во внимание постфактум. Впрочем, если сейчас действительно пойдет какое-то существенное обращение к археологии, то это уже очень здорово изменит картину этого проекта.
Я беспокоюсь, что может получиться как всегда: «Через полгода сдаем объект и побежали!» Все эти семь лет археологи говорят о том, что надо было эти семь лет копать. Будь так, сейчас мы имели бы совершенно четкую картину, и было бы ясно, на что проект опирается. Игнорировать археологию в данном случае невозможно. А археология несколько отличается от того, как ее обычно представляют: яма и на дне несколько гнилых деревяшек. Речь идет о том, что на 25-30% территории будущего парка археология – это нижние ярусы снесенных зданий XIX века. Очень зрелищная конструкция, а не какой-то археологический мусор. Если обращаться к материалам раскопок середины XX в., то ниже этого слоя еще шли очень хорошие каменные подвалы XVI в. Они тоже могут быть открыты. Стена, которая была во всех проектах проигнорирована – это не какие-то «фундаменты», это ценная материальная вещь, лицевая фасадная белокаменная кладка на высоту двух и более метров. То есть это такие мощные вещи, которые должны быть структурой, их нельзя игнорировать.
Семь лет можно было неторопливо копать, а теперь – надо решать вопрос безотлагательно, потому что срок реализации проекта всего-то два-три года. А ведь археология не терпит спешки. Боюсь, археологам, как всегда, придется работать в последний момент. В то время как на деле археология должна была стать основой проекта. То же самое касается и ландшафтно-визуального анализа, которого (я имею в виду детального и точного), - судя по вырисовкам в конкурсных проектах, где в проекте-победителе панорама Кремля взята настолько от балды, что там дважды нарисован Большой кремлевский дворец – еще никто не проводил. Понятно, что все это общие картинки. Теперь их надо прорабатывать и привязывать к земле.
Если бы разработке концепции предшествовала аналитика и археология, то они бы сами подсказывали какие-то варианты. Почему именно здесь тундра, а здесь болото и наоборот – совершенно непонятно. Это просто красивая картинка, взятая с потолка. В ряде проектов в середине нарисовано озеро – там, где стоит церковь и, возможно, сохраняются фундаменты. А озеро – это у них центральный момент. Это не какую-то клумбу туда-сюда подвинуть. Впрочем, они ведь утверждают, что слово «болото» не надо понимать буквально, мол, речь идет просто о водном ландшафте. Но у нас в русском языке слово «болото» имеет достаточно негативный оттенок. Были еще какие-то смешные объяснения победителей, что-то вроде: «Понятие «болото» в наше время…». Они утверждали, что проводят ребрендинг русского болота: «У нас будет болото XXI века». Ну, посмотрим. Главное, чтобы не было резких решений и спешки.
Сейчас у забора такая территория, где мы можем мечтать. Каждый смотрит и видит свой прекрасный мираж на этом пространстве. Пусть забор еще постоит какое-то время, лучше подольше – пока эти вещи сами начнут плоть обретать. Потому что если бы эту территорию успели освоить при Лужкове – понятно, что бы там было. Мне кажется, что если не торопиться, место само будет подсказывать правильные решения.