Попытки повысить цены на нефть «не сыграли», потому что экономика такие высокие цены переварить не в состоянии
Какие факторы, кроме экономических, влияют на ценообразование в углеводородной отрасли на мировом рынке?
Игорь Башмаков: Есть немало людей, которые полагают, что цены на нефть определяются теорией заговора, что сидит некая мировая закулиса, которая прогнозирует этот малопрогнозируемый рынок мирового хозяйства и влияет на цену нефти. Я в это не верю. Причем не просто не верю, а поскольку занимался анализом этого вопроса, считаю, что это не так.
Людьми двигают экономические интересы. Вот, говорили, что 1986 году цена на нефть резко упала, и Саудовская Аравия вместе с США хотели вбить гвоздь в крышку гроба Советского Союза. На самом деле все было не так. Люди, которые оперируют такими утверждениями, плохо знают историю мирового рынка нефти. Тогда была совершенно иная ситуация. Например, Саудовская Аравия постоянно снижала добычу, чтобы удерживать цену, а Советский Союз постоянно наращивал объемы, получая от этого все выгоды от цен на нефть, вместе с тем никак не участвуя в контроле за ценами. Эта нагрузка была фактически переложена СССР на плечи нескольких стран Персидского залива, в том числе, Саудовской Аравии. Естественно, они поняли, что такая политика рано или поздно приведет в никуда, и эти страны перестали контролировать цены. У стран Персидского залива издержки добычи нефти - самые низкие, и через некоторое время цены были стабильными и оставались таковыми достаточно долгое время, а затем цены и вовсе стал расти. Таким образом они восстановили и спрос, и цены. Это была разумная экономическая политика для этих стран на тот момент времени. И произошедшее с СССР не связано непосредственно с тогдашней сырьевой конъюнктурой.
Иногда на ценообразование влияют факторы, которые можно назвать даже анекдотическими. Был случай, когда в самом начале 80-х годов Саудовская Аравия повышала цены на нефть. В это время по британскому телевидению был показан фильм «Смерть принцессы». Сюжет таков: принцесса в Саудовской Аравии (а их, принцев и принцесс, было на тот момент порядка двух тысяч человек, сейчас еще больше) кому-то с кем-то изменила и ее, в конце концов, расстреляли. После показа королевская семья Саудовской Аравии возмутилась и решила повысить цены на баррель. То есть, случаются и такие «культурно-религиозные» аспекты в вопросах ценообразования. Но это не те факторы, которые приводят к устойчивому тренду. Например, есть ураганы, утечки нефти, природные катаклизмы. Вот эти факторы влияют на цену барреля, хотя влияние это чаще краткосрочное. Есть политические факторы, имеющие более долгосрочный эффект. Среди таких, например, революция в Иране в 1978 году, или же арабское эмбарго 1972-1974 годов и целый ряд других политических факторов.
Но основными факторами, влияющими на цену нефти, являются экономические. Простая вещь: если в крупной экономике расходы на энергоснабжение выше чем 10% от ВВП, то экономический рост будет тормозиться. Если вы монополист на рынке, в данном случае нефтяном, всегда возникает вопрос: а до какого предела вы можете повышать цену на нефть, не боясь потерять свой рынок? Если бы этого монопольного предела цены не было, вы могли бы продавать баррель и за 300, и за 400, и за 500 долларов. А что бы вам мешало? Оказывается, что эти сдерживающие факторы существуют. И наступает момент, когда монополия, повысив цену на 1%, из-за того, что увеличивается добыча у конкурентов и начинает за счет энергосбережения и топливозамещения снижаться спрос на нефть монополии, ее объемы реализации снижаются больше, чем на 1%. В итоге доход монополии снижается, несмотря на повышение цен. Как только вы достигаете этой точки, то вы достигли монопольного предела цены. Сегодня он составляет 100-110 долларов за баррель. То есть сегодняшняя цена не случайна, и мы видим, что за последние несколько лет она с небольшими отклонениями находится в районе этого уровня.
Я еще в 2006 году говорил о том, что более 100 долларов за баррель мировая экономика выдержать не сможет, и поэтому цена существенно выше этого уровня надолго подняться не может. Мы помним, что она краткосрочно повышалась с 46 до 140-146 долларов, но мы также помним о том, что она затем упала до 40 долларов.
В конце концов, экономические факторы определяют динамику цен. Какие бы спекулянты не играли на рынке, нужно понимать, что кто-то эту нефть покупает, расплачиваясь за нее из своего кошелька. И чем дороже стоит ресурс, тем меньше вы будете его использовать. Есть простая зависимость: если доля расходов на покупку автомобильного топлива в США превышает 3%, объемы покупки автомобилей начинают резко снижаться. Это хороший циклический индикатор. Если у вас доля расходов на энергоснабжение жилищ в той же самой Америке превышает 3-3,2%, то объемы приобретения жилищной недвижимости тут же начинают падать. То есть экономика привязана к этим верхним порогам платежной способности. Если вы находитесь значительно ниже этого порога, например, доля расходов на бензин меньше 2%, то вы перестаете экономить и, тем самым, спрос повышается и это дает основание для дальнейшего повышения цен.
Иными словами, есть достаточно узкая полоса от 8 до 10% ВВП или от 7,5 до 11%, где экономика не очень чувствительна к колебаниям цен на нефть. И как только вы заступаете за верхний или нижний порог, экономика начинает сильно «играть». В первом случае нефть становится недоступной и экономический рост тормозится. А когда вы заступаете за нижний порог, наоборот, нефть становится очень доступной, вы перестаете покупать экономичные автомобили, рационально использовать энергию, у вас повышается спрос, а вслед за этим растут и цены.
Экономика определяет длинные, устойчивые тренды. А все остальные факторы определяют колебания вокруг этих трендов.
Вы упоминали Соединенные Штаты, сейчас ведется много разговоров относительно сланцевой революции.
Игорь Башмаков: В Америке эта революция уже свершилась. В чем она проявилась? Сразу в нескольких вещах. Рынок США оказался изолированным в ценовом аспекте от рынков Европы и других рынков. На этом рынке и нефть, и газ продаются дешевле. При этом рентабельность добычи сланцевых нефти и газа сохраняется. И что же вследствие этого происходит? В Америке спрос переключается с угля на газ. В электроэнергетике США динамично снижается потребление угля и так же динамично растет потребление газа. Плюс ко всему, в связи с этим, значительно снижаются вредные выбросы в атмосферу. Здесь изменения очевидны.
Причем революция дала, как при выстреле, отдачу на Европу. Америке стало некуда девать дешевый уголь, и они повезли его в Европу, где уголь стал значительно дешевле нашего и норвежского газа. В последние несколько лет европейские генерирующие компании увеличили долю использования угля. При этом еще несколько лет назад тренд был противоположным.
Многие говорят, что при добыче полезных ископаемых из сланцевых пород скважины через два года теряют до 90% своей производительности.
Игорь Башмаков: Да, здесь возникает много вопросов. Есть экологические проблемы, поскольку эта технология требует больших объемом воды. Но американцы знамениты тем, что, если они находят проблемы, то они их решают. Они выделяют для этого ресурсы и, возможно не в полной мере, но находят решения.
А Россия пойдет по «сланцевому пути» или же нам это не нужно?
Игорь Башмаков: Какой-то объем нефти уже добывается.
Мы пойдем по этому пути, если не захотим плестись в хвосте технологического прогресса.
Но в целом в нашей энергетике мы стараемся держаться за старые технологии. Собственных новых технологий у нас нет. В лучшем случае мы импортируем технологии, да и с этим не особенно торопимся. В итоге в технологическом плане мы существенно отстаем, сидим с ухмылкой на телеге, запряженной тощей клячей, мимо нас проносится спортивный автомобиль, а мы говорим, что у них скоро бензин кончится, а наша лошадка еще долго не подведет.
Тем не менее, останется ли Россия в ближайшее время одним из крупнейших игроков на рынке углеводородов, учитывая наши запасы?
Игорь Башмаков: Запасы – это только часть общей картины. Вопрос заключается в том, сколько стоит их освоение и, немаловажно, - коррупция и откаты. Сегодня, когда мы строим километр газовой или нефтяной трубы, цена выходит в два-три раза дороже, чем в остальном мире. Когда мы осваиваем наши месторождения - получается то же самое. У нас очень высокие удельные капитальные вложения в ТЭК. Если мы так и будем продолжать, то никаких денег не хватит на освоение наших природных ресурсов.
Прекрасная иллюстрация – Штокман. Я первый раз участвовал в разговорах об этом месторождении в 1988 году. И тогда говорили: мы вот-вот начнем его разрабатывать. Теперь же мы слышим, что разработку Штокмановского месторождения отложили на неопределенное время и, возможно, его разрабатывать вообще не будут.
Суммируя объективные и субъективные факторы, можно ли в ближайшее время ожидать серьезного повышения или понижения цен на нефть?
Игорь Башмаков: Пока в ближайшее время нет предпосылок к тому, чтобы она могла резко снизиться. Попытки повысить цены на нефть «не сыграли», потому что экономика такие высокие цены переварить не в состоянии. Пока не видно каких-то факторов, которые бы могли ее ослабить. У многих стран, в том числе, и у России, настолько раздутые бюджетные расходы, что выгодно иметь определенный уровень цены на нефть в районе 100 и выше долларов за баррель, для того, чтобы бюджет был сбалансированным.
Какое-то снижение цены возможно. В принципе, в течение нескольких последующих лет снижение до 80 долларов за баррель может быть.