Политолог Глеб Кузнецов рассуждает об исторической роли Ивана Грозного: «Что мне особенно забавным кажется в дискуссии вокруг памятника Ивану Грозному, так это аргументация, что Ивана Грозного не было на памятнике „Тысячелетие России“. Типа это его как то характеризует. „Даже цари считали его мол-де упырем!“ Они его не упырем считали, а топливом для своего мифа».
«Романовский миф базируется на двух вещах. „Чудо обретения“ и „Другие — хуже!“. Самая страшная тайна, которую миф этот призван камуфлировать, это то, что не приди Романовы к власти, ничего бы не поменялось. То есть вообще. Шведская династия. Польская династия. Произвольно выбранная русская династия. Любой из Дмитриев Ивановичей („Лжедмитриев“), Федор Борисович Годунов.
„Париж стоил мессы“ как раз в это время, Москва — очевидно — также стоила бы исполнения любого православного обряда для произвольно выбранного иностранца. Мир менялся. Попов от Пиренеев до Урала раскулачивали со страшной силой, но при этом признавали их необходимость в деле управления широкими народными массами», — полагает Кузнецов.
«Любой бы царь завел „полки иностранного строя“, развивал бы торговлю и строил заводы на импортных технологиях. Боролся бы с соседями за выход на европейские рынки, с Турцией — за осколки Орды, посылал бы казаков на Восток. Конструкция „смутное время“ — это не крах государства, не балансирование страны и веры на грани полной и окончательной гибели, от которой его „спасли“ Романовы, это родовые муки „государства европейского модерна“», — убежден он.
«Через ровно те же самые муки прошли все европейские страны в описываемый период. Независимость Нидерландов, религиозные войны во Франции, реформация в Англии и Германии, безумные паневропейские проекты Карла V и Генриха IV, первые значительные успехи в борьбе с Турцией от наших Молодей до их Лепанто, колониальный взлет в Европе (у нас — движение „навстречь Солнцу“ на Дальний Восток) — вот контекст правления Грозного и воспоследовавшего „Смутного времени“. Никакой катастрофы, никакого „ужаса“. Все абсолютно в рамках европейской цивилизационной нормы. И монахов под лед, и поляки в Кремле, военные успехи, военные поражения, бесчисленные сожженные города и нарушенные клятвы — на все это нам стоило бы смотреть оптимистично, как какие-нибудь голландцы смотрят на свою Революцию», — продолжает Кузнецов.
«Романовы же поколение за поколением выносили нации и государству мозг ложным абсолютно тезисом про „чудесное спасение страны“ непонятно от чего. И вот вам первый созданный ими мифический Иван Грозный — „царь, приведший государство к ужасам смуты“. И сразу же приятным бонусом второй Иван Грозный — царь настолько ужасный и чудовищный, что любой алкоголик, дегенерат, развратник и вырожденец, муже-, брато- и отцеубийца новой династии становится по сравнению с ним вполне приемлемы персонажем. И — понятно — контртезис — царь, оболганный, а на деле — спаситель государства, гениальный реформатор и совсем не такой „жестокий“, как какой-нибудь курфюрст хрюкенбургский в это же время», — считает эксперт.
«А Иван Грозный? Обычный сын своего времени. Правивший достаточно долго, чтобы на его век пришлись и удачи и неудачи. Его даже в том, что династия пресеклась, не обвинишь — его сын Федор правил почти 15 лет — по тем временам вполне долго. Кстати царю Федору Иоановичу, победителю Швеции, устроителю Волги — строителю Саратова, Самары, Царицына, великому московскому урбанисту — создателю Белого Города и человеку, основавшему московскую Патриархию — неплохо бы какой-нибудь памятник поставить. Желательно в центре Москвы», — рассуждает Кузнецов.
«Так же как и Дмитрию Иоановичу — первому российскому императору, инициатору создания Университета и „спасителю Отечества“, умученному боярами из пятой, очевидно, колонны.
Но нельзя. Вот уж если есть в отечественной историографии что то вредное, так это романовский миф в большевистской обработке. Он даже памятники с человеческим объяснением и „легендой“ не позволяет ставить никому, кроме персонажей этого мифа», — уверен он.