2013 год – год пятилетия кризиса 2008 года и пятнадцатилетия кризиса 1998 года. Можно ли было избежать катастрофических последствий кризиса 1998 года? Преодолели ли мы до конца последствия мирового финансового кризиса 2008 года? Правильно ли действовали правительства России пять и пятнадцать лет назад? Об этом эксперты Центра политического анализа побеседовали с экономистом, старшим научным сотрудником Института Гайдара Сергеем Жаворонковым.
Почти пять лет прошло со времен мирового финансового кризиса, который разразился в 2008 году. В то же время в этом году мы отмечали пятнадцатилетний «юбилей» российского кризиса 1998 года. Получается, что кризисы цикличны?
C.Жаворонков: Да, кризисы приходят с определенной периодичностью. В конце 80-х тоже был микрокризис. Я бы отметил такую общую деталь: те emerging markets, которые поражались кризисами, делали ставку на масштабное привлечение иностранных инвестиций, на приток капитала. В России эта ситуация усугублялась тем, что мы – экспортер сырья и наш платежный баланс на две трети зависят от экспорта углеводородов и металлов. Поэтому когда падают цены на сырье из-за снижения спроса, то меняется и наша ситуация. Хорошая новость для нас состоит в том, что опыт кризисов показал – падение цен на сырье не длится долго, оно продолжается менее года. Странам-экспортерам сырья также помогает то, что большинство правительств в мире придерживается слабой финансовой дисциплины, прибегает к масштабной денежной эмиссии для решения своих долговых проблем. Это приводит к тому, что люди для сохранения своих сбережений в условиях инфляции вкладываются в сырье как резервную валюту. Нефть – это лучшая резервная валюта, поскольку на нее, как и на продовольствие, постоянный огромный спрос в мире. Цены на золото в последние пару лет упали, потому что золото не является товаром повседневного спроса, а нефть и зерно нужны всегда.
Долгое время недвижимость также считалась привлекательной для инвестиционных вложений. Подорвал ли ее статус 2008-й год?
C.Жаворонков: Цены на недвижимость сильно зависят от общей экономической конъюнктуры. Если страну поразил кризис, падают доходы граждан, то происходит падение и на рынке недвижимости. В 2008-м цены на недвижимость в России стабилизировались после долгого периода роста (в 1998-м цены, как мы помним, упали и несколько лет восстанавливались). В большинстве стран Европы после кризиса недвижимость подешевела, единственное исключение – Великобритания, - только подтверждает правило.
Говоря о слабой финансовой дисциплине, Вы, наверное, имели в виду страны Европейского союза, которые имеют сейчас грандиозный дефицит бюджета?
C.Жаворонков: Я имел в виду не только ЕС, но и США, и Японию. Средний долг стран ЕС приближается к 100% ВВП. Долг США находится примерно на этом уровне, а долг Японии еще выше (порядка 200%). Но у Японии хороший запас прочности. К тому же этот долг в основном принадлежит японским пенсионным фондам, которые не склонны резко выводить деньги.
Если ситуация в ведущих экономиках схожа, то почему внутри ЕС существует разделение на «валящуюся» Южную Европу и более или менее благополучную Центральную?
C.Жаворонков: Проблема в самой конструкции Евросоюза. За исключением Германии и Финляндии самые благополучные страны в финансовом отношении в ЕС не входят – Швейцария, Норвегия. Дания и Швеция входят в ЕС, но не используют евро. Во время создания ЕС были приняты Маастрихтские соглашения, в которых говорилось об ограничении дефицита ВВП на уровне 3%, но забыли прописать санкции против нарушителей этого параграфа. Получилось, что богатые должны платить за бедных, экономные платить за транжир. Финансовые диспропорции разрушают ЕС – валюта общая, а бюджетная политика у каждого правительства своя.
Европу лихорадит уже несколько лет. Уменьшилась ли в этих условиях взаимосвязь российской экономики с европейской?
C.Жаворонков: Практически не уменьшилась. Внешнеторговый оборот России со странами Европы – более половины от общего оборота. Есть статистический фокус, так как каждая из этих стран считается отдельно, то вроде как на первом месте по торговле Китай. Но буквально с небольшим отставанием от него Германия, Голландия… В сумме же это более 50%, а Китай всего 10%.
Одним из основных инвесторов и торговых партнеров России является Голландия. Почему так получилось?
C.Жаворонков: Голландия – один из основных центров мирового трансфертного ценообразования. В состав Голландии входят заморские территории, которые обладают признаками офшоров. Голландия, Кипр, Люксембург, Виргинские острова не случайно являются самыми крупными инвесторами в Россию. Мы понимаем, что в значительной мере это реинвестиции российских же денег, либо деньги мирового капитала, которые удобно завозить через юридические лица, зарегистрированные в этих государствах.
Но отток капитала из России, как начался в 2008 году, так и продолжается до сих пор…
C.Жаворонков: У нас был сплошной приток капитала на протяжении практически всех «нулевых». С 2008 года мы в минусе, и ситуация ухудшается. По итогам 2012 года у нас был отток 56 миллиардов долларов, по итогам первого полугодия 2013 года это 38 миллиардов, что больше в годовой динамике.
Насчет кризиса 1998 года все предельно ясно – объявление дефолта положило начало кризису. Что стало отправной точкой кризиса 2008 года?
C.Жаворонков: Покойный директор нашего института Егор Тимурович Гайдар еще в январе 2008 года сообщил на пресс-конференции о высокой вероятности кризиса. Летом уже многие экономисты стали говорить, что ситуация в мире нестабильна. Началом обвала принято считать крах американского банка Lehman brothers, который произошел 15 сентября. С этого момента проблемы стали очевидна и резко стала падать цена на нефть.
По отношению к 1998 году мы регулярно слышим разговоры о его рукотворном характере и мнения, что его можно было избежать. Кто был виноват в той ситуации?
C.Жаворонков: Ответственность в равной мере несут президент, правительство и Государственная Дума, большинство в которой имели коммунисты и аграрии. Летом 1998 года в условиях очень низких цен на нефть (ниже 10 долларов за баррель) и низких доходов бюджета правительство вынуждено было рефинансировать внутренний госдолг. Правительство, начиная с апреля, стало снижать этот долг – отдавать больше, чем перезанимать. Но перекредитоваться не получилось – случилась «черная среда» перед понедельником дефолта, когда стало ясно, что дефолт неизбежен. Когда инвесторы предложили правительству рефинансировать долг под 200% годовых при годовой инфляции порядка 10%, стало понятно, что это правительству не верят и перекредитоваться оно не может. Правительство две недели перед этим держалось – не проводило аукционов по ГКО, взяло кредит МВФ. Теоретически возможность проскочить у правительства Кириенко была. Правительство Путина в конце 2008 года находилось в похожих условиях усиливавшегося давления на рубль, но сказало: друзья, не волнуйтесь, у нас кубышка стабилизационного фонда, все атаки на рубль отобьем. В 1998 году денег не хватило.
Не хватило двух вещей: денег и доверия?
C.Жаворонков: Доверия тоже не хватило. Президент Ельцин был тяжело болен, многие об этом знали. Было непонятно, что произойдет дальше: придут ли коммунисты, или не придут - полная неопределенность. Все это было отрицательным фактором, который мешал правительству.
И все-таки был шанс избежать кризиса?
C.Жаворонков: Шанс был в конце 1997-го, если правительство отважилось бы на продажу нескольких крупных предприятий (в т.ч. «Роснефти»), сумело бы тем самым мобилизовать несколько миллиардов долларов в бюджет. Доллары того времени были другие чем сейчас. Тогда возможно средств и хватило бы.
Как вы в целом расцениваете действия руководства страны по выходу из кризиса в 2008-2009-м?
C.Жаворонков: Я положительно отношусь к политике правительства до 2008 года, которая позволила накопить огромные средства (5 триллионов рублей), но критически оцениваю последующие действия. Правительство резко нарастило расходы федерального бюджета, в то время как в кризис принято расходы бюджета несколько сокращать. С 6,5 триллиона рублей расходы выросли до 13,4 триллиона рублей на сегодняшний день. При этом у нас прекратился рост реальной заработной платы, она стагнирует все эти пять лет. У нас более половины средств предприятий лежат на счетах в коммерческих банках. Это показывает, что люди боятся в России осуществлять экономическую деятельность.
Почему так происходит?
C.Жаворонков: В России продолжается рост государственного сектора, он достиг 50% ВВП. Частный бизнес фактически становится неконкурентоспособным по сравнению с госкомпаниями, которые пользуются прямыми бюджетными инвестициями и им предоставляются особые условия. Частные банки постоянно закрываются. Если банки с государственным участием получают бесконечные инвестиции в основной капитал на уровне сотен миллиардов рублей, то с ними становится невозможно конкурировать. То же самое можно сказать о небольших частных нефтяных компаниях. Если вы платите экспортную пошлину на нефтепродукты, а «Роснефть» ее не платит, то как вы будете конкурировать? Разрастание госсектора приводит к тому, что частный бизнес, не получающий государственных дотаций, впрямую не выдерживает конкуренции. В бюджете предусмотрено 1,7 триллиона рублей по статье «Национальная экономика» - это прямые дотации бизнесу, прежде всего государственному.
Так уж ли это плохо?
C.Жаворонков: Этой статьи в начале «нулевых» не было, но мы росли по 7-8% в год.
Но тогда у нас в бюджете и не было таких средств, а сейчас мы проникаем в другие экономики гораздо активнее, чем в начале «нулевых».
C.Жаворонков: Но это проникновение происходит за счет дотаций из бюджета, за счет налогоплательщиков. В начале «нулевых» тоже были удачные примеры – «Лукойл» купил крупную сеть АЗС в США, например.
Давайте вернемся к теме кризиса, начавшегося в 2008 году. Если бы правительство возглавляли Вы, какие шаги бы вы предприняли?
C.Жаворонков: Я сократил бы бюджетные дотации госпредприятиям. Я вам напомню, что доналоговая прибыль госкомпаний – 4 триллиона рублей. Это больше чем дефицит пенсионного фонда. Это позволило бы не повышать налоги, прежде всего социальный, который душит бизнес не сырьевой, а технологичный.
Но деньги после кризиса раздавались не только госпредприятиям. Все проблемы банков, например, были закрыты за счет государства.
C.Жаворонков: Я не вижу ничего хорошего в том, что условный Дерипаска или Усманов получили государственные кредиты. В США кредиты предоставлялись под залог контрольного пакета акций. У нас же Дерипаска отдал в залог 2% или 3% акций под кредит, который спасал его от банкротства. Я ей богу не вижу проблему в том, если бизнес Дерипаски перешел бы под контроль кредиторов. От этого не расстреляли бы рабочих, не остановились бы заводы. Просто произошла бы смена собственника. Мы вваливаем деньги в госсектор, который потом обеспечивает отток капитала. Эти средства не идут ни на какую модернизацию, ни на какие социальные цели.
Получается, что мы просто откупились от кризиса?
C.Жаворонков: Да. И повторной такой возможности у нас не будет. Сейчас резервный фонд у нас 2,7 триллиона, а не 5 как в 2008 году.
Но у нас есть золотовалютные резервы и возможность приватизации госкорпораций…
C.Жаворонков: Приватизация сопряжена с серьезными политическими рисками. У нас пять лет идут разговоры о приватизации. Шувалов, Дворкович – штатные спикеры по этой теме, но никакой реальной приватизации мы не видим. Видим обратный процесс – покупку государственными компаниями частного бизнеса. Приватизация осуществляется путем продажи небольших пакетов акций крупных госкомпаний, которая не приводит к потере контрольного пакета. Приватизация в нынешнем виде решает только фискальные, а не институциональные задачи.
И все-таки что-нибудь хорошее нас ждет в ближайшее время?
C.Жаворонков: Нас ждет стагнация. То есть не будет сильно лучше, но не будет и сильно хуже.