Мы снова возвращаемся к проблеме внерыночных, в том числе политических факторов углеводородных рынках. Корреспондент Центра политического анализа побеседовал с Константином Васильевичем Симоновым, директором Фонда национальной энергетической безопасности, доцентом кафедры философии политики и права Философского факультета МГУ.
В конце июня многие ожидали, что цена на нефть опустится ниже психологического барьера в 100 долларов за баррель. Однако этого не произошло. Нефть оттолкнулась от 100 долларов и подпрыгнула вверх до 108 долларов.
Константин Симонов: Я предпочел бы говорить не о месячных флуктуациях цены, причин для них можно найти много. События на Ближнем Востоке, например. Гораздо более важно, что будет с нефтью в среднесрочной перспективе. Потому что очень часто звучат истеричные прогнозы о скором падении цены на нефть. В 2008 году предрекали падение до 20 долларов. И на этом уровне она якобы должна была держаться на протяжении пяти-семи лет как минимум.
Даже в 1998 году нефть была на уровне 12 долларов, в очень краткосрочный период…
Константин Симонов: На самом деле нефть все 90-е годы была очень дешевым товаром. Повышение ее стоимости началось в нулевых годах. И с этим связано популярная у оппозиции теория о «везении» Путина. Ведь как только он стал президентом, нефть стала дорожать, а ее добыча в России - расти.
Еще в 2008 году я говорил о том, что предсказывать цену на нефть в коротких интервалах практически невозможно. Есть массы исследований, пытающихся объяснить алхимию нефтяных цен. Создавались компьютерные модели, в которые вбивались все факторы, но объяснить поведение рынка так и не удалось.
Например, реакция рынка на ураганы, в разные годы была разной. Никакой формулы рынка на недели или месяцы найти нельзя. Поэтому я всегда говорю, что не могу предсказать цену нефти на следующий месяц. На короткие интервалы нефть может дешеветь, не в среднесрочной перспективе дешевым товаром быть не может. Я не согласен с концепцией «пятилетки дешевой нефти».
Даже дорогой сланец не дает традиционной нефти упасть. Получается, что нас просто пугают сланцевой нефтью?
Константин Симонов: Сланец входит в первую группу факторов, которая не дает цене на нефть значительно упасть. Нам говорят, что сланцевая нефть якобы в состоянии заменить традиционную, и наша нефть станет никому не нужна. Хитрость в том, что себестоимость арабской нефти очень низка – от 30-40 центов за баррель. У нас в Западной Сибири – 5-8 долларов. Отсюда и строится теория «несправедливых цен». Но товар стоит столько, сколько за него готовы платить, и идея «справедливой цены» абсурдна с экономической точки зрения.
Себестоимость традиционной нефти с себестоимостью сланцевой и другой труднодоступной (битумные пески Канады, арктический шельф и др.) составляет 70-100 долларов. То есть, начинать добычу сланцевой нефти просто нерентабельно при цене на сырье ниже 80 долларов за баррель.
Такая же ситуация и со сланцевым газом. Затраты американских компаний на его добычу в пять раз превышают доходы от реализации. Такая модель возможна только в форме пузыря, если вы убедите инвесторов, что в перспективе они отобьют эти деньги. Но мы видим, что в этом году добыча сланца начинает сокращаться, поскольку терпеть ситуацию, когда цена не покрывает затраты, более невозможно. Есть, конечно, попутный фактор, что кроме добычи «жирного» сланцевого газа вы можете добывать газовый конденсат и жидкость, из которой можете делать, например, этанол. Но сланцевый газ не всегда является «жирным», существуют и «сухие» месторождения, эффективность которых сомнительна. Поэтому буровые установки переводят в режим добычи сланцевой нефти и надо понимать, что на этапе активных инвестиций цена должна быть высокой.
Второй фактор: продолжающийся рекордными темпами рост народонаселения. Это население постепенно богатеет. Растет благосостояние Китая и Индии. Все мировые компании в своих прогнозах указывают на автомобилизацию этих стран как фактор роста спроса на нефть.
По данным Международного энергетического агентства рост добычи нефти в США за счет сланца будет полностью поглощен ростом спроса на мировом рынке. Точно такая же ситуация сложилась в 80-е годы с нефтью Северного моря. Когда Великобритания приступила к ее добыче, то это первоначально вызвало снижение цен, но потом этот фактор растворился на рынке.
Давайте перейдем к теме газа. Мы знаем, что недавно вы выпустили книгу, посвященную этой тематике.
Константин Симонов: Действительно, моя последняя книга посвящена СПГ (сжиженному природному газу) (Майорец М., Симонов К. Сжиженный природный газ – будущее мировой энергетики. М., 2013 – ред.). Это не просто техническая литература. В ней рассказывается об СПГ как о товаре. Как он продается, как контрактуется, кем производится. Описаны проекты по производству, проекты по потреблению.
Звучат голоса, что мы опоздали с СПГ…
Константин Симонов: Это связано с непониманием. Иногда можно прочитать агрессивные утверждения, дескать, газ по трубам якобы сейчас никто не продает. На самом деле основные объемы на глобальном рынке газа по-прежнему продаются по трубам.
Да мы могли бы быть по-энергичнее в этом вопросе, но это не означает, что мы еще не проснулись. Мы запустили две очереди завода на Сахалине. Это одно из немногих высокотехнологичных производств в России, созданных в стране за последние десять лет. Завод производит 15 миллиардов кубометров газа и за счет него мы вышли на 8-е место в мире по продажам СПГ. Благодаря нему мы также вышли на азиатский рынок - в Японию (две трети поставок), Южную Корею, Китай и Индию. Япония является сейчас наиболее выгодным рынком для реализации СПГ.
Сейчас у нас начинается суперактивизация по направлению СПГ. Первый проект намечается на Ямале и связан с поставками по Северному морскому пути. «Газпром» сейчас заявил проекты на Балтике и во Владивостоке. «Роснефть» построит еще один завод на Сахалине.
На днях появилась информация о том, что пришел конец проекту Nabucco. Соответствует ли это действительности?
Константин Симонов: По сути, этот газопровод умер довольно давно. Речь идет об официальной констатации этого факта. Это проект был связан с транспортировкой 30 миллиардов кубометров газа с Каспия в страны Западной Европы мимо России. Но выяснилось, что кроме Азербайджана предоставить газ для этого проекта никто не в состоянии. И то, Азербайджан может дать только 10 миллиардов кубометров до 2020 года. В итоге наши соседи выбрали другой проект и окончательно похоронили Nabucco. Стремление Евросоюза любой ценой найти альтернативного России производителя вынудило его соглашаться на любые условия Азербайджана. Для него ЕС делает такие преференции, о которых «Газпром» может только мечтать.
Ярчайший пример – азербайджанская нефтекомпания SOCAR купила греческую государственную газовую компанию DESFA, которая владеет газопроводами на территории Греции. Это очевидное нарушение Третьего энергопакета – SOCAR является добывающей компанией и не может согласно этим мерам владеть газопроводами. Но Брюссель закрыл на это глаза.
Есть у ЕС надежда на Туркмению. Но это уже вопрос к нам, прогнемся или нет. Чтобы газ оттуда попал в Европу нужно построить транскаспийский газопровод. С юридической точки зрения позиция России абсолютно оправдана. Мы говорим о том, что без согласия всех прикаспийских стран строить его нельзя. Мы и Иран своего согласия не даем. Но нас активно пытаются продавить, но я всегда выступал за жесткую позицию. Раз право на нашей стороне, то мы должны любыми способами препятствовать строительству Транскаспия и защищать наши интересы, как это бы делали на нашем месте Соединенные Штаты Америки.
Можем ли мы использовать для решения этих вопросов «газовый ОПЕК»?
Константин Симонов: Это очень сложно. Я понимаю, что если против производителей газа применяются различные запрещенные приемы, то покупатели тоже должны задуматься, как им вместе держать оборону. И Россия, и Иран, и Катар заинтересованы в том, чтобы газ был дорогим. Но у всех стран - свои истории. Россия продает, прежде всего, газ по трубопроводам (150 миллиардов кубометров только в Западную Европу); Катар продает только СПГ (более 100 миллиардов кубометров); с Ираном и вовсе удивительная история – обладатель крупнейших запасов газа не является экспортером по политическим причинам. Три этих истории соединить очень сложно. Важно и то, что катарский газ в больших объемам уже законтрактован и принадлежит уже не Катару. Так что теперь они уже не могут отыграть назад по долгосрочным контрактам. Пока мы не можем создать работающую структуру на базе Форума стран - экспортеров газа, которая будет реально влиять на рынок. К тому же надо помнить, что нефтяной ОПЕК возник при мощной политической составляющей как реакция на арабо-израильский конфликт. В случае Форума стран - экспортеров газа такой идеологической подоплеки нет. Тот же Катар после инцидента с нашим послом в аэропорту, нашим партнером уж точно не является. Так что я был бы аккуратен с точки зрения перспектив «газового ОПЕК».