Предстоящие саммиты G20 и АТЭС, безо всяких сомнений, не будут для российского президента легкими, и дело отнюдь не только в насыщенной программе. Западные лидеры — а только в рамках официальной программы G20 предстоят переговоры с главами Британии, Франции и Японии — будут поднимать и вопрос об украинском кризисе. Что может предложить Россия для повестки саммита? Эксперты полагают, что у России есть масса тем для обсуждения, помимо Украины.
Накануне приближающегося саммита АТЭС в Пекине Владимир Путин, согласно обычной практике, дал интервью ведущим китайским СМИ. Речь там шла о сотрудничестве, прежде всего, с Китаем, а также в принципе о проектах интеграции в Азиатско-Тихоокеанском регионе. В частности, президент России отметил, что «укрепление связей с КНР — внешнеполитический приоритет России». И коснулся темы Транстихоокеанского партнёрства. По мысли Владимира Путина, это «очередная попытка США построить выгодную для себя архитектуру регионального экономического сотрудничества». «В то же время полагаю, что отсутствие в составе его участников таких крупнейших региональных игроков, как Россия и Китай, вряд ли позволит выстроить эффективное торгово-экономическое взаимодействие», — отметил российский президент.
После Пекина российский президент с небольшим перерывом отправится в Австралию, где пройдет саммит «Большой двадцатки». Тут разговор Владимиру Путину может предстоять более серьезный: австралийский премьер ранее хотел заблокировать участие России в саммите, а когда идея провалилась, то обещал «взять Путина за грудки» и потребовать расследования крушения малазийского «Боинга», в котором погибли граждане Австралии и который, по мысли австралийского премьера, сбили «поддерживаемые Россией повстанцы». Так что, по крайней мере со стороны лидера страны-хозяйки саммита разговор Владимиру Путину предстоит, как минимум, не самый простой.
Это встреча, на которую, по словам помощника президента Юрия Ушакова, Москва уже дала согласие. Российскому президенту, по словам Ушакова, предстоят еще и встречи с премьер-министром Великобритании Дэвидом Кэмероном, президентом Франции Франсуа Олландом, а также с премьер-министром Японии Синдзо Абэ. С Бараком Обамой двухсторонней встречи не планируется, однако на саммите они теоретически могут переговорить неформально. Это тоже часто дает определенные результаты, потому и такой формат не стоит сбрасывать со счетов.
В этой связи особо остро встает вопрос — с какой повесткой приедет российский лидер на саммит G20? Что Россия сегодня может предложить миру вообще и Западу, в частности, для того, чтобы уменьшить напряженность, которая сегодня наблюдается сразу в нескольких точках мира, напряженность, которая всерьез угрожает уже глобальной безопасности.
Безусловно, основные вопросы и саммита АТЭС, и саммита G20 — экономические, а вовсе не политические.
«Основные темы саммита G20 — стабильность международной финансовой системы, обеспечение устойчивого экономического роста — напоминают нам, что при всей тяжести региональных противоречий, существуют глобальные проблемы, разрешение которых жизненно необходимо всем», — говорит заведующий Отделом стратегических оценок Центра ситуационного анализа РАН Сергей Уткин.
«Стоит помнить, что G20 — организация не политическая, она про экономику. Потому и обсуждать будут экономику», — соглашается с ним глава Совета по внешней и оборонной политике Федор Лукьянов.
У России и в этом смысле был уже целый ряд нетривиальных инициатив, которые она предлагала в рамках G20. Стоит вспомнить хотя бы идею единой мировой валюты, с которой Россия выступила в 2009 году. «Если говорить о говорить о G20, то важной темой, которую могла бы предложить Россия — это тема деоффшоризации. Здесь в общем ничего особо нового нет, но это тема, волнующая многие развивающиеся экономики и важная и для России тема», — полагает президент Института национальной стратегии Михаил Ремизов.
Однако, политика, бесспорно, будет оказывать свое влияние на общение участников саммитов, убеждены эксперты. «Официальную повестку саммитов „большой восьмерки“ и „большой двадцатки“ формулирует страна-председатель. Именно она берет на себя тяготы — как организационные, так и по содержанию. В этом году это Австралия — так что повестка легла на ее плечи. Это не значит, что иные страны не могут чего-то предлагать, но официальная повестка — дело страны-председателя в G20. В прошлом году, когда председательствовала Россия — она готовила повестку», — напоминает Лукьянов, добавляя, что «опыт такого рода форумов — и G20, и G8 — показывает, что все долго и тщательно готовится, а потом в мире что-то случается, и все едет». «Валютный кризис в Греции, война на Ближнем Востоке, нефтяной кризис — и обсуждать начинают преимущественно их», — говорит Лукьянов.
«Безусловно, Украину как таковую в повестку официальных мероприятий саммита G20 вносить никто не будет. Однако вспоминать ее будут постоянно. Одна группа стран постарается таким образом сплотить фронт против России. Другая группа стран — Китай и прочие, конечно, не будет выступать прямо за Россию, но будет говорить что-то вроде „нет, мы не об этом, собрались не за этим“», — убежден Лукьянов.
«Существующая между Россией и Западом напряженность непосредственно связана с динамикой происходящего на востоке Украины. Вопрос о Крыме, в сущности, всеми сторонами выносится за скобки, но потенциальное обострение вокруг Донбасса является предметом всеобщей озабоченности. У российского руководства, по видимому, есть инструменты, позволяющие подтолкнуть ополченцев к участию в выработке политического решения. Успех переговоров потребовал бы и определенной гибкости со стороны Киева. Саммит G20 можно было бы использовать для неформальных согласований позиций в этом направлении», — полагает Сергей Уткин.
«Москва давно призывает гласно и негласно договариваться о разграничении зон интересов, установлении правил. Но пока этот процесс не имеет реальных очертаний», — скептически настроен Михаил Ремизов. По его словам, принципиально новых тем в международном политическом сотрудничестве на сегодня не прощупывается. «Россия могла бы предложить систему мер безопасности для урегулирования ситуации на Ближнем и Среднем Востоке в плане борьбы с исламизмом. Это вообще выигрышная тема для России, ведь российская дипломатия может выступать с позиции правого („мы были правы, а вы — нет“) — в части анализа последствий ситуации в Сирии, да и в Ираке», — полагает политолог.
Есть у России и более глобальные задачи, по мнению Федора Лукьянова. «России стоило бы поднять вопрос о том, чтобы G20 стала политической организацией, поскольку в современном мире обсуждать вопросы экономики без обсуждения политических вопросов практически невозможно. Не знаю, поднимет ли Россия эту тему, но ей это было бы выгодно. Если в „Восьмерке“ она была в одиночестве, то в рамках G20 она может заручиться поддержкой многих ключевых стран», — убежден Лукьянов.
Однако не факт, что все будет так гладко, полагает Ремизов. «Есть и более широкая тема второго Хельсинкского процесса, по аналогии с таковым в 70-е годы — по системе договоренностей между Западом и Россией. Но это тема, которая чревата для самой России, ведь она может оказаться в положении „все против одного“, то есть „все против одной“ — России», — резюмирует эксперт.
Михаил Захаров