18 декабря в столичном книжном магазине «Фаланстер» состоялась дискуссия «Что делают мигранты в России?» В разговоре приняли участие директор Центра миграционных исследований Дмитрий Полетаев и ведущий сотрудник НИУ ВШЭ Екатерина Деменцева. Мероприятие, приуроченное к Международному дню мигранта, было призвано развеять популярные стереотипы и дать научную оценку положению трудовых мигрантов в современной России.
Многие люди испытывают отвращение и ненависть к трудовым мигрантам. Но в их число не входят завсегдатаи культового книжного магазина «Фаланстер». Ученые социологи, левые интеллектуалы, активисты социалистических движений, правозащитники, современные художники и участники марксистских кружков единодушны в неприятии бытовой ксенофобии, на которой активно спекулируют политики и журналисты. Этой осенью тема мигрантов особенно жестко эксплуатировалась в ходе кампании по выборам московского мэра: на антимигрантских настроениях играли все кандидаты от Алексея Навального до Сергея Собянина. В Москве даже был выстроен специальный палаточный лагерь для иностранных работников, ставших жертвами полицейских облав. «Голосуя за любого из кандидатов, вы голосуете за концентрационные лагеря, депортации, этнические чистки», - так «леваки» оценивали ситуацию тех выборов.
Потом случилось Бирюлево, и новый всплеск бытового национализма, востребованного как официозным, так и оппозиционным мэйнстимом. Неудивительно, что острая тема собрала много народу. Однако отсутствие существенных политических разногласий практически свело на нет полемическую составляющую разговора, который, тем не менее, оказался достаточно содержательным.
Дмитрий Полетаев начал свое выступление с того, что уточнил предмет дискуссии. Разумеется, бывают учебные мигранты. Бывают высококвалифицированные мигранты (те, кто зарабатывает от двух млн рублей в год). Бывают бизнесмены, получающие гражданство в обмен на инвестиции. Однако и мероприятие в «Фаланстере», и любые другие дискуссии на эту тему, как правило, касаются низкоквалифицированных иностранных рабочих из бывших союзных республик. На заработки в Россию едут в первую очередь люди из сел и малых городов. В этом смысле они напоминают тех деревенских жителей, которые перетекали в советские города несколько десятилетий назад. Столкновение деревенской и городской культур обычно порождает конфликты. Полетаев вспомнил, что во времена его детства в соседнем доме жили «лимитчики», носители деревенской культуры, с которыми неизменно враждовали дети городских жителей, среди которых был и будущий социолог. Конечно, ранее в Россию ехали и более образованные жители среднеазиатских городов. Но по мере распространения информации о российской ксенофобии, об убийствах по мотивам национальной и расовой ненависти, образованные азиаты испытывают все меньше желания работать в России.
Полетаев напомнил, что изначально ненависть россиян обрушивалась на тех русских, которые возвращались в страну из союзных республик – их презрительно называли «таджикми» и «узбеками» (хотя на самом деле они были русскими), потом на очереди оказались украинцы и молдаване, далее – квалифицированные рабочие из южных республик. Сегодня в Россию не желает ехать никто, кроме наиболее нищих слоев населения среднеазиатских государств. Кто же поедет к нам после того, как злоба и ненависть русских ксенофобов отпугнут от нашей страны даже таджикских и узбекских селян? Полетаев дал подсказку: поедут к нам индусы и китайцы. То есть люди еще в меньшей степени адаптированные к русской жизни. «Миграцию, которая к нам идет, мы должны воспринимать за благо. Мы не единственные, у кого на это рот раскрыт. Мы – на конкурентном рынке за рабочую силу», - отметил эксперт.
Полетаев уверен, что разговоры о рабочих местах, которые мигранты якобы отбирают у местного населения, совершенно беспочвенны. Строительство, торговля, ЖКХ – это не те профессиональные сферы, где хочет себя реализовать местное население. По логике вещей, неприязнь к мигрантам должны были бы испытывать те группы населения, которые конкурируют с ними за определенную нишу на рынке труда, однако, пример Кронштадта, где было принято решение заменить дворников-мигрантов на местных, убедительно показывает: работать на таких позициях россияне не хотят и не будут. В дальнейшем, отвечая на вопрос о том, не развращает ли наличие армии низкооплачиваемых бесправных работников тот же строительный бизнес, который не торопится модернизироваться и улучшать условия труда, Полетаев признал, что, должно быть, именно так дело и обстоит. Однако Полетаев признался, что не вполне понимает, что следует из этого факта. Мигранты уже здесь. - Что нужно сделать? Убить их всех? Депортировать? Визовый режим проблемы не решит. Коррупция просто переместится в другие инстанции. А полноценное обустройство границы станет в копеечку российским налогоплательщикам.
Другой миф – мигрантские гетто. По сути это не проблема иностранных рабочих, а безответственность российской миграционной политики. Ведь ФМС абсолютно не занимается адаптацией мигрантов. Такая строка попросту отсутствует в бюджете. Между тем, Екатерина Деменцева, ссылаясь на свое исследование, отметила, что никаких этнических анклавов в Москве нет. Даже те москвичи, которые уверенно заявляют, что гетто в столице есть, затрудняются сказать, где именно они локализованы. Типичный ответ: да вся Москва – это гетто.
Полетаев также не видит проблемы в том, что дети мигрантов учатся в российских школах. В конце концов, для государства это куда как полезнее, чем если бы они проводили время на улице, стремительно втягиваясь в теневую экономику. Кроме того, даже уехав в свои родные республики, эти дети становятся агентами распространения русской культуры, укрепляя низовые связи между нашими народами.
Идея о том, что мигранты высылают домой деньги, заработанные в нашей стране, как видится, также не выдерживает критики. Странно было бы рассчитывать на то, что они будут работать бесплатно. Не говоря уже о том, что по результатам исследований в России мигрант оставляет в среднем в пять раз больше денег, чем высылает домой.
Наиболее растиражированный миф – преступность. Здесь социолог просто привел данные, опубликованные на сайте МВД, согласно которым иностранцы совершают 3-4% преступлений в Москве. Полетаев выдвинул гипотезу, что говоря о приезжих, люди часто имеют в виду приезжих из российских регионов. Так, значительная часть россиян всерьез полагает республики Северного Кавказа иностранными государствами.
Екатерина Деменцева в свою очередь рассказала о предварительных результатах масштабного исследования «Город и мигранты». 100 анкет, 15 полуформализованных интервью: «Нам было интересно узнать о повседневности мигрантов, чем они живут?» - так обозначила задачу исследования Деменцева. В ходе опроса, среди прочего, выяснилось, что в Москве не существует гетто в собственном смысле слова. Так, те узбеки и киргизы, которых ученые просили проанкетировать своих друзей и знакомых, опрашивали людей изо всех уголков Москвы: у них были друзья и в центре и на окраинах, и в Бибирево, и в Бирюлево. Что за друзья? Конечно, в первую очередь, «свои»: родственники, земляки, «коллеги» по работе.
Работа, очевидно, занимает большую часть времени, распределяется посредством специфических социальных сетей – как правило, в комплекте с койко-местом в «резиновой» квартире. Путь от места работы до дома занимает у мигранта не более двадцати минут. Впрочем, бывают у мигрантов и выходные. В редкие минуты отдыха гастарбайтеры отправляются в московские парки «на шашлыки». Дружеские посиделки проводят в «Ростиксе», «Макдональдсе» или на фудкорте какого-нибудь гипермаркета. Мигранты, пожалуй, наиболее активно потребляют общественные пространства крупных торговых центров.
Впрочем, своих детей они временами балуют билетами в кино и даже деньгами на попкорн. Для мигрантских детей это настоящий праздник: сидеть в кино с попкорном как настоящим москвичам. Существует и обширная инфраструктура эконом-класса, созданная мигрантами в том числе и для самих мигрантов: кафе и рынки, запрятанные среди складских помещений возле железнодорожных путей, недорогие парикмахерские и т.д. Если посмотреть правде в глаза, мигранты практически ничем не отличаются от москвичей: работа, семья, встречи с друзьями, единственное существенное отличие – крайне стесненные жилищные условия.
После того, как ученые закончили свои доклады, присутствующие начали задавать вопросы, и, должно быть, задавали бы их всю ночь, если бы сотрудники «Фаланстера», уставшие после тяжелого рабочего дня, не настояли на завершении мероприятия. Молодой воспитатель досадовал на то, что в его дошкольном учреждении нет детей мигрантов. Художник Хаим Сокол спрашивал о том, справедливо ли говорить о мигрантах в терминах «адаптации», таким ли уж безусловным благом является знание русского языка? Не важнее ли будет мигрантам наоборот сохранить свою культурную самобытность? Нет ли здесь постколониального мышления? Кто-то недоумевал, отчего категорию «мигрант» не рассматривают в качестве «социального конструкта» и даже – фикции. Кого-то интересовали формы мигрантской самоорганизации и солидарности, а также – развитости классового сознания в мигрантской среде. В общем, необычайно широкое поле для дискуссии. Оставалось лишь сожалеть, что время не может быть таким же резиновым как квартиры иностранных рабочих.